— Где ведьмаки? Сбежали? Убиты?

— Нет, княжич, — ответила Дарина. Голова Всеведы покоилась у берегини на коленях, но женщина изредка открывала глаза, показывая, что жива еще, — Слуг Чернобога так просто не убить, но и не сбежали они тоже. Вышвырнуло их отсюда обратно в руки своего покровителя. И ждут их муки долгие и жестокие. Поражения Чернобог не простит.

В распахнутых настежь дверях появился Горан. Рука болтается плетью, доспех измят.

— Княжич! Мирослав ранен!

Ратимир кинул бесполезные поиски. Победа была за ними, но каждая секунда промедления стоила чьей-то жизни.

— Собрать всех, кто на ногах стоит! Раненых в главный зал, тяжелых к правой стороне, полегче — слева, покойных — с горницу по соседству…

Княжич не имел прав отдавать приказы. Законным наследником после смерти Беригора стал Воят. Но никто не дерзнул ослушаться юношу. Вышивальщица Десма и мать Ратимира, Ирия вызвались помогать. Первая женщин и детей увела, обещала слуг найти, а вторая отправилась вместе с сыном, помогать раненым.

Лана же сидела около Яра и каждую минуту проверяла, жив ли? Всеведа лежала рядышком. Выглядела берегиня плохо. Светлое платье было чисто от крови, но осунувшееся лицо женщины и тяжелое дыхание наводили тревогу. Однако Лана уговаривала себя, что Дарина не оставила бы свою сестру, будь ее жизнь в опасности.

Очень скоро за ними пришли и помогли выбраться из этого жуткого места.

Покинуть своего мужа Лана отказалась. Его, как и было приказано Ратимиром, принесли в главный зал и уложили рядом с раненными оборотнями. Лана старалась бодриться, но не могла сдержать слез, глядя как одно за одним, уносят тела воинов в соседние покои.

— Ухватила таки Морана своими когтями жадными последние куски былого пира, — с отвращением молвила Дарина, которая наравне с другими женщинами хлопотала над раненными. Никто не видел в женщине берегиню, выглядела знахарка совсем обычно. Ну и правильно, итак люди встревожены.

— Как Всеведа, — тихо полюбопытствовала княжна.

— Чуть досуха не выпили, пиявки черные, — сквозь зубы зашипела Дарина, — Ничего, жить будет. Жаль только помочь сейчас не может. Слаба слишком.

Сама Дарина тоже выглядела неважно. Как и Ратимир, что сбивался с ног, стараясь навести среди испуганных и разобщенных людей порядок. Стоны и плач звучали под сводами главного зала, но княжна твердо знала, что зло, подобрав хвосты, скрылось следом за исчезнувшей тьмой. Впереди ждала долгая и трудная дорога к счастью, но больше никто не посмеет чинить им преграды.

— Княжна, опять не спишь!

Лана встала и отошла от постели, на которой лежал Яр. Его жизни ничего не грозило, но оборотень был без памяти уже третий день.

— Когда он очнется, Дарина?

— Как только сил достаточно соберет. Если я его сейчас разбужу, этот дурак со всех лап в Белокаменную кинется, а там Лучезар, да во всей своей красе. Или ты думаешь, что без стычки у них обойдется?

Княжна вздохнула. Права была Дарина. Но и за Всемира, как не крути, страшно!

Дарина поманила ее рукой в соседнюю горницу.

— Помнишь, ты спрашивала, кто такая Олеля? Хочешь все еще знать?

Княжна быстро кивнула. В своих размышлениях она успела понять, что эта женщина так же причастна к безумию князя. Но вот с какого бока?

— Гляди. Видишь, что я принесла?

— Зеркало старое? — удивленно спросила Лана. И правда, на столе стояло круглое, до ужаса тусклое зеркальце в оправе из темного камня. Края его были выщерблены, с одного бока даже трещина пролегла. Такой хлам и даром брать никто не станет!

— Эх ты, зеркало, — беззлобно передразнила берегиня, — Вот что помогло темным обойти нас и первым добраться до князя. Не стоит ждать от Чернобога честной битвы. Дал он своим слугам то, что нельзя было. Зачарованную вещицу, что может один раз для хозяина приоткрыть тайны прошлого и будущего. Смотри-ка.

Дарина прикоснулась к неровному металлу пальцем и он вдруг сильно потемнел. Берегиня повела рукой над бездонной черной гладью и тьма рассеялась.

— Вот она — Олеля. Единственная горячо любимая женщина Беригора.

Свежий, нежный образ русоволосой девушки соткался из дымных нитей. Ясные, голубые глаза, кожа, как лепесток цветущей яблони. Добрая улыбка… Лана не могла не восхититься. Такой ласковой и чудной выглядела Олеля.

— Вот и Беригор влюбился, — как из далека прозвучал голос Дарины, — Потерял голову, а сердце свое к ее ножкам смирно положил. Олеля была всем хороша. Миловидна, умна, сердцем ласковей заморского шелка. Одно худо — не знатного рода. Не то, что женой, наложницей стать не могла. Но разве влюбленным кто-нибудь указ? Отец-то Беригора сквозь пальцы на это смотрел. Думал, что рано или поздно натешится сын. А вот и не угадал.