— Какой прыткий, — выдохнула княжна, — этой ласки я получила довольно. Другой хочу…

Яркий румянец вспыхнул на ее щечках, когда Яр как можно нахальнее облизнул губы, намекая что да, готов и на другую.

— Нет, и не так, — тихо всхлипнула она.

— Как же тебе угодить, любимая — пробормотал он и чуть не подавился стоном, ощутив хваткие пальчики на своей вздрагивающей, болезненно-твердой плоти.

— Ты знаешь.

— Нет. Скажи!

Пусть ее назовут бесстыжей, но рядом с мужем она не могла быть другой! Его страсть манила, влекла к себе, как чистое пламя влечет легкокрылую бабочку. Закусив губы Лана взглянула на любимого. Все вокруг плыло, а в его глазах дрожало то самое, необузданное и дикое желание, имеющее над ней полную власть.

— Хочу, чтобы ты взял меня, как мужчина берет свою женщину, — урывками глотая воздух, произнесла она, — чтобы я почувствовала твою плоть внутри себя и услышала, как ты стонешь мое имя.

Резкие черты ее мужа исказила судорога, обнажая белые клыки и звериное, раскатистое рычание. Крепкие пальцы жадно смяли бедра и первый толчок она приветствовала протяжным стоном облегчения. Вплетая пальцы в блестящие черным шелком кудри, княжна скорее приникла к ждущим, нетерпеливым губам возлюбленного.

Она была такой отзывчивой. Такой ласковой и горячей. Яр и сам не мог понять, как сдерживал хлещущую через край страсть, когда в его руках извивалась изнемогающая от наслаждения жена.

Ему почти больно было замедлять движения бедер. Одергивать руки, стремящиеся резким взмахом опустить ее вниз, чтобы наполнить, растянуть собой до предела. Но, стискивая зубы, он терпел, пока любимая не содрогнулась от наслаждения.

— Яр!

Короткий крик-стон острым мечом разбил его добровольные оковы. Душа и тело рванулись за ней, и в несколько глубоких толчков Яр настиг свою возлюбленную. Звериный рык поглотил самое любимое на свете имя. Изливаясь в трепетавшую плоть, Яр застыл, сжимая в объятьях обессиленную княжну.

— Угодил ли я своей жене, — сквозь рваное, глубокое дыхание пробормотал он.

Распластанная на его груди, княжна ответила тихим стоном.

— Что-то… не разобрала…

И девичьи бедра дернулись, плотнее и глубже вбирая его плоть.

Унявшееся желание встрепенулось и мигом подхлестнуло еще не остывшую кровь, но наступая на горло своей жажде, Яр отстранился.

— Сплоховал я. Что ж, придется потом как-нибудь…

— Сейчас!

И слабенькие, но такие сильные ручки потянули его обратно. Темные от страсти княжны вспыхнули лукавством и предвкушением. И Яр не мог не покориться ее просьбе.

А ночью, когда утомленная княжна тихонечко сопела на его груди, Яр слово за словом перебирал сказаные ведуньей слова. Да и ведуньей ли? Веки смежить так и не удалось и ранней зарей он покинул сладко спящую жену. Пусть отдохнет. А ему прояснить кое-что нужно было.

Воины Ратимира глядели все так же насторожено, однако без запинки указали, где покои Дарины. Дверь оказалась незаперта. Старуха, кажется, тоже ночью с Дремой бесед не вела. Сидела за столом и тихонько что-то шептала, перебирая бусины на нитке.

— И как ты еще вчера ко мне не прибежал…, - проскрипела она, не поворачивая головы, — Спрашивай уже.

Яр стиснул кулаки, словно пытаясь задушить липкий страх, против воли выползший из своей клетки. Вскинул голову и одним махом произнес.

— Ты знаешь, как произошла наша с княжной встреча. И что было потом, — голос дрогнул, но Яр не дал себе запнуться, — ответь же, чары ведьмаков могли разжечь во мне ненависть к собственной паре?

— Нет, — покачала головой Дарина. Яр похолодел. Не искал он себе оправдания, но что запретит глупому сердцу надеяться на то, чтобы немного облегчить тяжелый груз прошлого.

— Да не сверкай глазами так, Черный Волк. Покажи мне хоть одного человека, в чьей душе лишь мир и покой. Ведьмаки не могут тебя заставить испытать злое чувство, но способны подпитать его росток. И чем он крепче, тем больше у них власти. Ты ненавидел Беригора лютой ненавистью. И весь его род. Вот этим они и воспользовались…

Яр молчал. Тяжело смотрел на усталую знахарку и ждал.

— Узнав, чья Светлана дочь, ты бы не обрадовался, это так. А вот способен ли был и без помощи темных совершить зло — на этот вопрос только совесть твоя ответит. Подумай хорошо, смог бы ты обидить женщину, виноватую лишь тем, что приходится она родной кровью твоему врагу?

Дарина видела как непросто и тяжело даются Яру размышления. Как упрямо и цепко пробирается к сердцу желание малодушно спихнуть все на злые чары, но гордость и честь безжалостно отметают этот мусор в сторону. Она-то знала — пусть Черный Волк и крут норовом, но слабую женщину не обидит. Самое тяжкое, что бы княжне досталось — непривычное домашнее хозяйство и злые окрики. Потряслась бы маленько от страха и усталости, но гнев мужчины на этом бы и кончился. Однако Яр сам должен был дойти до мысли, что лишние грехи себе приписывать тоже не велико достояние.