Шрифт:
Они вернулись в дом. Карина привела себя в порядок, и супруги стали собираться в дорогу. Мать дала гостинцы, попросила передать родителям Кирилла. Кирилл был тронут, обнимал тёщу, благодарил за теплоту и заботу, за гостеприимство. А напоследок выдал:
— Жаль, что дочь ваша, Зинаида Николаевна, не в вас пошла. Цены бы ей тогда не было!
— Я не вещь, — только и сказала Карина.
— Зато красивая, Кирюша!
— Ну, это да. Жена у меня красавица. Этого у нее не отнять.
Карина поняла, что мать, как привыкла, просто сглаживала углы, которые все равно останутся острыми, ибо такой «стол» приобрели изначально… Карина считала это предательством по отношению к себе, но понимала, что переделать маму уже невозможно, и спорить не стала. В ее душе зарождалась идея ухода от мужа…
ГЛАВА 29. Унижение
Промозглая ноябрьская пора нравилась Карине: людей на улице мало, темнело рано. Она возобновила пешие прогулки после работы, пытаясь уединиться. Работа не успокаивала, что было замечено коллегами и неминуемо дошло до директора школы искусств, где она работала.
— Карина Витальевна, на вас жалобы.
— Я не справляюсь?
— Нет, профессионал вы хороший, — ответил начальник. — Но вы несправедливо оцениваете учеников.
— Я оцениваю так, как они этого заслуживают.
— Но у нас творческое заведение, и если ученики не справляются, это бьет по нашей репутации, и, значит, именно вы не доносите до них материал.
— Я вас поняла, я уделю внимание каждому ученику индивидуально.
«Как мне все это надоело!» — думала Карина, выходя из кабинета. Она терпеть не могла эту школу и местных лизоблюдов, родителей бездарных учеников, жалующихся на нее. И еще никто не знал, что на установочную сессию в педагогический университет в Минск она просто не поехала. А в школе, куда приняли работать Карину, требовалось высшее образование.
Наступил момент, когда Карина расхотела добиваться своих целей. Кто бы мог подумать, что творчество ее больше не вдохновляет! Девушку, которая обладала ангельским голосом, неповторимой манерой исполнения, на которую многие ставили — больше не манили гастроли, потухли амбиции, опустились руки…
Через несколько дней встреча с директором повторилась, и Карина написала заявление об увольнении по собственному желанию. Что она скажет дома, пока не знала. Кирилл не одобрит, его родители возмутятся. Да и дома сидеть она не сможет. Остается еще другая работа во Дворце — там, где Илья. Работа, которая ей по душе, где они творили и строили планы, но и там Карины оставалось все меньше. Мир вытеснял ее…
С Ильей она пересекалась пару раз в неделю. Еще теплилась надежда на то, что он хоть немного уделит ей внимание, и они где-нибудь просто посидят, поговорят. Так однажды и произошло. Илья узнал, что Карина оставила работу, после прогона программы, которая готовилась для гастролей за границей. Карины, конечно же, в списке не было, он старался обходиться без нее, как и обещал.
Илья предложил ей пообщаться. Они шли по вечернему городу, обсуждали программу, как в старые добрые времена. Никакого намека на секс, на поцелуи. Илья даже поддержал идею об увольнении, но поругал за университет, но понимая ее положение, предложил организовать свой коллектив и развиваться в нем, поступить в университет здесь, в Могилеве, не уезжая в столицу.
Мысль Карине понравилась, но Илья добавил ложку дегтя, он без этого не мог:
— И тогда нам больше не придется вместе работать!
Если еще полтора года назад он говорил: «Мы создадим свой коллектив и будем работать вместе!», то теперь всё перевернулось.
— Ты станешь руководителем собственного предприятия. Не это ли прекрасно? — заключил он.
— Да, наверное, но мне жаль трудов, вложенных в наше, совместное дело. Это же для меня как семья!
— Ну, все когда-нибудь заканчивается.
— Да, но не таким способом заканчивать. У тебя все продолжается. Заканчивается только у меня.
— Считай, что это была школа, солдат! А теперь — самая настоящая практика, докажи, что ты — профессионал.
— Я не хочу ничего доказывать.
— Тогда мне не за что тебя уважать. Сколько тебя можно воспитывать?
— Да не надо меня воспитывать! — отчаянно воскликнула Карина, сдерживая слезы.
— А что тебе надо? — тише спросил Илья.
— Любить меня надо, обнять…
— Карина, — почти по-отцовски сказал Илья, — успокойся, а? Мы договаривались. Не мучай меня, пожалуйста. У меня только начало налаживаться в семье. И, если я сейчас позволю себе до тебя дотронуться — все, пиши — пропало! Я снова могу тебя не отпустить, а ты меня не отпустишь, и — все по кругу… — Илья наклонился к почти плачущей Карине, приподнял ее подбородок пальцами, заглядывая в глаза, — ну, что ты ревешь? Что у тебя, все так плохо?
Наконец, он заговорил по-человечески. И тут Карина не выдержала.
— Да, плохо, и с мужем плохо, и с работой. И ты меня совсем затоптал, как будто никогда и не любил.
— Господи, какой же ты еще ребенок! Вот приручил тебя на свою голову. Как я раньше не понимал, что ты — обычный горький ребенок? — то ли себя, то ли Карину убеждал Илья. — Что же мне с тобой делать?
Илья распахнул объятия и куртку, укутал Карину, прижимая ее к себе…
Карина прижалась щекой к колючему свитеру Ильи, и на его груди было так тепло, уютно и спокойно. Спокойно, правда, только на то время, которое он мог ей уделить… как отец дочке, которая пришла из школы с проблемами, а папе завтра уезжать в командировку. И дочка будет ждать папу столько, сколько нужно, а папа привезет дочке подарок, снова возьмет на ручки, покачает, и ей не нужно ни о чем думать — папочка все решит…