Шрифт:
Отовсюду ее увольняют. Что это — безответственность? Невезение? Чье-то влияние?
Карина зашла в приемную, где написала заявление. Секретарь — женщина лет пятидесяти, много лет проработавшая здесь, сочувствующе посмотрела на нее. Она знала все о каждом сотруднике и к Карине питала симпатию.
— Карина, девочка моя… ничего, что я тебя так называю?
Карина кивнула.
— Это все Илья Тимофеевич. Уж за что он тебя так невзлюбил — непонятно. Ведь ты столько сделала для коллектива! Я помню, как ты сорвала голос, выручая его состав, пела из последних сил и с температурой, когда кто-то из коллег не вышел на работу. Как пела по пять сольных номеров, вытягивала ангельским голосочком плохо подготовленные сырые номера. Я все помню. И другие помнят. Но почему все молчат, когда увольняют талантливых молодых специалистов? Сколько работаю, но не могу привыкнуть к этому!
— Я, наверное, сама виновата.
— У тебя какие-то проблемы, да?
— Ну, не так, чтобы… — Карина не хотела признаваться. Она теперь верила только Вере, Надежде… и интуиции.
— Проблемы, я знаю. Такие люди, как ты, у которых призвание — петь и дарить людям эмоции — не могут просто так не выполнять своих обязанностей. Вы же творческие люди — очень ранимые, впечатлительные. У вас, когда что-то не ладится в жизни — сразу падаете духом. И это сказывается на творчестве, только вас мало кто понимает. И здесь не столица, чтобы тебя заметили другие профессионалы. Здесь тебя просто уберут и забудут. За каждое теплое место — драка. Думаю, что именно поэтому ты не смогла спеть и сыграть на отчетном, потому что у тебя что-то произошло. Плохо только, что ты в тот же день не подошла и не объяснила руководству свое состояние, лучше бы ты соврала, что у тебя ангина, но ты просто ушла. И это им не понравилось. А Илья Тимофеевич почему-то решил добить тебя. Может, ты переходишь ему дорогу?
— Да, наверное, — согласилась Карина.
И поняла, что это правда. Это не только месть за личное, это еще и профессиональное. Сомнений больше не оставалось, но слишком тяжело было принимать такую правду.
— Спасибо вам за поддержку, Мария! Я пойду, пожалуй.
— Да, всего хорошего тебе! И знаешь, уезжать тебе надо отсюда! Уезжай в Минск или в Москву! Здесь нет перспектив, все мелко и неблагодарно. А ты достойна большего! Подумай над моими словами, девочка.
Уходя, Карина вдруг вспомнила, что нельзя сдаваться просто так. Значит, надо уйти красиво… отсюда и из этой профессии, где предательство следует за предательством, где ведется нечестная игра без правил, где ценится не талант, а только выслуга. Здесь нет благодарности, только сбор компромата и подсчет ошибок, даже самых маленьких.
Решение созрело мгновенно. Она вернулась в кабинет к директору, распахнув дверь без стука. Коллеги все еще не разошлись, более того, к ним примкнул Илья, который встрепенулся и, в своей привычной язвительной манере, воскликнул:
— Карина Витальевна! Вы удостоили нас чести. А мы вас уже и не ждали!
— Илья Тимофеевич, прекратите паясничать, — перебил директор, — что вы хотели? Расчет получите в положенное время, если вы за этим.
— Спасибо. Но я не за этим. По законодательству я могу отработать еще какое-то время, верно?
— Мм… да, можете. Но разве вы этого хотите? Особого рвения мы не заметили.
— Я хочу участвовать в проекте, который вы сейчас обсуждаете. Я хочу дать свой номер и тогда я уйду, не буду оспаривать ваше решение уволить меня.
— Вот как? — директор удивился, но задумался, обвел взглядом коллег. — Коллеги, что скажете? Дадим человеку шанс?
Кто-то согласился, кто-то воздержался, но вот привстал Илья:
— Я против. Карина Витальевна, умейте уходить достойно!
— Я именно этого и хочу, — выдала она свои намерения и… пожалела. Пусть бы он думал, что она унижается, чтобы чувствовать себя на коне.
— Перестаньте позориться — мой вам совет.
— Хватит пререкаться, Илья Тимофеевич, — остановил директор. — Карина Витальевна, давайте сделаем так. Но если на этот раз подведете, то уйдете безоговорочно.
— Я согласна, спасибо, — ответила Карина.
Вслед за ней вышел Илья, но не стал догонять. Карина спешила забрать верхнюю одежду и переместиться на основную работу, потому что там, скорее всего, ее ждет директор и претензии от коллег. Вот так приходилось оправдываться и бегать с одного места на другое, полуофициально, но только так можно заработать себе на более-менее нормальное существование.
Как она и предполагала, вызов к директору Дома культуры не заставил ждать. Все то же самое, по КЗОТу: «Вы не справляетесь с работой. Вы халатно относитесь к своим обязанностям. Вы не предупреждаете, когда вернетесь. Вы не уважаете коллег».
Творческий человек не может сидеть в кабинете! Ему нужна свобода для вдохновения, муза для творения. А все эти трудовые кодексы и дисциплина — для клерков. Но кому это объяснишь? Поэтому Карина просто взяла лист бумаги, лежащий на столе у директора, вытащила шариковую ручку из стаканчика и молча начала писать заявление об уходе. Ей был не важен «достойный уход», отсюда хотелось просто сбежать. Мрачнее и злачнее места работы Карина не видела, наверное, здесь собрались все гадюки города.
Директор посмотрел на нее и начал отступать:
— Карина, я вынужден провести воспитательную беседу, — он неплохо относился к ней, но на него влияли как сверху, так и снизу, а он боялся пошатнуть свой авторитет, да еще хотел не выдавать избирательного отношения к людям. — Это совсем не значит, что тебе нужно увольняться. Ты еще можешь все исправить. Просто коллеги насели на меня, и я обязан отреагировать…
— …вынести строгий выговор? Знаю, проходила. Не утруждайте себя, делайте то, что надо. Не хочу больше. Не мой это водоем, не мое пространство.