Шрифт:
– Вернусь из Первой линии - отведу душу.
– Сколько картин испепелите на радостях? Впрочем, думаю, вам это не грозит. Если бы я не помог разведчику отыскать оптимальную точку, он бы не выстрелил.
– Какую еще точку?
– Я обещал ответить только на один вопрос.
– Хитрите? Будь по-вашему. Заключим договор. Я устраиваю вам посещение музея после закрытия, а вы удовлетворяете мое любопытство.
– Согласен. Авансом скажу, что, по-моему, разведчик испугался Мадонны. Да-да, это явно была защитная реакция.
– А точка?
– В музее вы поймете, что такое оптимальная точка. В общем, я заставил разведчика взглянуть на "Мадонну" по-настоящему, открытыми глазами... Повторяю, без меня он бы не выстрелил.
– Но в предыдущих случаях разведчики действовали без подсказки знатоков, а все равно выбирали мировые шедевры.
– Но тут все легко объяснимо. Во-первых, чем гениальнее полотно, тем сильнее оно действует даже на непосвященного человека. А во-вторых, любой посетитель, бездумно передвигаясь за гидом и поглядывая на картины, может найти совершенно случайно единственную точку и остолбенеть. Возьмите рассчитайте вероятность такого события у разведчиков. Три выстрела...
– Нам известно количество разведчиков, посетивших Землю, и в принципе возможно опросить каждого о визитах в музеи, но что брать за начальную дату? Открытие Первой линии? Выход к мертвым планетам?
– Зря вы грешите на космос... Дело в человеческой психологии, только в ней. А скажите, вы не пошутили насчет музея?
6
Оставив свидетеля на площади перед музеем, Александр Тюбин связался по видеотелефону с Генеральным диспетчером. Тот ужинал дома.
– Хорошо, я добуду разрешение, - Генеральный диспетчер ткнул вилкой в сосиску.
– Как тебе понравился мой "глюк"?
– До сих пор кажется, что на голове висит лягушка.
– Поосторожнее в храме искусства! Не пальни в какую-нибудь особо выдающуюся мазню, а то ни мне, ни тебе после этого не поздоровится.
– Я еще недостаточно вжился в образ.
– Мне твое настроение определенно нравится. Надеюсь, лягушки не напомнили тебе заповедник?
– Скорее бы очутиться в Первой линии, заняться настоящим делом.
– К твоему появлению Зонд-десять будет уже в нейтральной зоне. Готовься. А лягушки действительно мерзкие создания...
7
Завэкспозицией долго изучал бластер, предъявленный Александром Тюбиным, а потом взял и спрятал в старинный тяжелый сейф.
– Давайте исключим всякий риск.
– Надолго?
– Александр застегнул пустую кобуру.
– Полчаса, не больше.
– Всего полчаса?
– свидетель выдвинулся из-за спины Александра.
– Вы над нами издеваетесь!
– Ну ладно, час - и это максимум. Давайте провожу к "Мадонне", если не возражаете.
– Я лично не хочу смотреть на обугленные кирпичи. Лучше побудем у голландских натюрмортов.
– Не беспокойтесь. Вы и следа не заметите от печального происшествия. А тем более не отличите копии от оригинала. Видите ли, наши благоразумные предки еще в те беспокойные времена завели картотеку. На каждую единицу хранения имеется полный паспорт...
– Копия никогда не заменит подлинника, и не убеждайте.
– Сами убедитесь. Даже состав красок полностью идентичен краскам утраченного шедевра.
– Тогда почему бы вам не заменить дублями всю экспозицию?
– Александр снова потрогал пустую кобуру. Надо же так быстро привыкнуть к тяжести "глюка"...
– Отправляя очередной номер на подновление, мы так и делаем. Замену практически никто не замечает... Даже профессионалы.
– Ну, меня бы вы не провели!
– Что-то мы заболтались, - Александр шагнул к двери, - а в нашем распоряжении только час...
8
Они долго шли по нескончаемой анфиладе уставших за день залов. Невесомые, призрачные люстры с погасшими огнями, зашторенные окна, темные пятна картин, мутные линии рам, и в каждом углу бдительно принюхивающийся пожарный агрегат.
Звук безостановочного движения вечерних улиц пробивался и сюда, сливаясь с уверенной поступью завэкспозицией и наслаиваясь на прерывистое шарканье пластиковых шлепанцев свидетеля, который умудрялся в каждом зале притормозить у одной или двух картин.
Но вот остановились. Завэкспозицией проскользнул мимо Александра в потайную нишу. За низкой дверью мелькнул яркий свет.
Свидетель молча стоял рядом с Александром, то ли чего-то ожидая, то ли боясь смотреть по сторонам, то ли вспоминая страшный миг расправы.