Мы лежали под кроватью, словно испуганные котята, забившиеся в тёмный угол. Из приоткрытой двери доносились крики. Каждое слово впаивалось под кожу, растворялось в крови и отравляло мой организм. Почему природа позволила нам, людям, быть такими уязвимыми? Почему эфемерные слова бывают острее лезвий бритвы? Звуки рассыпались внутри меня, как битые осколки, и я зажимал уши ладонями. Когда мама вернулась, мы всё ещё прятались в нашем убежище, прижавшись друг к другу. Длинные волосы Алисы щекотали шею, а от пыли, собравшейся на полу, хотелось чихать. В тот вечер мы с Алисой узнали тайну.

– Значит, мы не брат и сестра?

– Вы по-прежнему брат и сестра, Матвей. Вы оба были у меня в животе, просто… – Мама села рядом с кроватью и обняла коленки. – Всё сложно.

Из-под кровати я видел только худые ноги. Я лежал спиной на полу, разглядывая панцирную сетку, и сдерживал слёзы. Я сам не понимал, почему мне так хотелось плакать, но я не мог показать слабость Алисе.

– Просто ты шлялась с разными мужиками, – продолжила Алиса.

– Кто тебя такому научил?

– Так говорят соседи. Я слышала.

– Учитесь защищаться, – коротко ответила мама. – Если кто-то оскорбил вас, не молчите! Никто не имеет права оскорблять вас, вы поняли?

– Проще дать сдачи, например… кулаком в глаз, – Алиса положила голову мне на плечо. – Можно?

– Иногда даже нужно. – Мама закончила разговор и ушла на кухню.

Этот вечер из детства повторился снова. Мама привела на ужин мужчину и попросила нас быть терпеливыми. Она утверждала, что этот человек может стать нам отцом. Ночью мы с Алисой забрались под кровать и долго разговаривали, представляя, какими могут быть наши отцы. Вновь я чувствовал пыль у себя в носу, и запах гнилого яблока из воспоминаний просачивался в каждый дюйм моего тела. Сладковатый привкус мякоти осел на кончике языка. К глазам подступили слёзы.

Тогда мы не знали, что новый отец не задержится надолго в нашей жизни, но оставит глубокую рану.

Сначала он приходил к нам по вечерам и уходил, когда чёрное небо опускалось на Черепаховую гору. Иногда он отвозил нас с Алисой в школу. Он всё чаще и чаще появлялся в нашей жизни, отодвигая личные границы. Я долго противился, убегал и воздвигал стены, которые он терпеливо разбирал по кирпичику. Я прогонял его и злился на Алису, потому что она так быстро поддалась его чарам.

– Он нам не отец, – в который раз уверял я маму.

– Нет, но может им стать. Если ты позволишь. Он хороший.

Мама обнимала мои плечи, а цветочный аромат духов укрывал меня плотным покрывалом.

– Дай ему шанс, – просила она со слезами. Мы сидели в тёмной комнате на краю кровати и беззвучно плакали. Слёзы текли по щекам, но я быстро смахивал их и отворачивался, разглядывая круглую луну сквозь узорчатый тюль. Мама повторяла за мной. Мы делали вид, будто верим друг другу. – Первый раз в жизни у нас может всё наладиться.

«Мама, – хотел сказать я, но вместо этого только закусил щёку. – Никакой мужчина не сможет сделать нас счастливыми». – Я знал, что дело было не в отсутствии отца в нашей жизни, а в отсутствии чего-то более важного, и эту пустоту не сможет заполнить ни один мужчина. Никто, кроме нас самих.

Я лежал головой у мамы на коленях, а она тихонько напевала колыбельную из детства про злого волка и гладила мои волосы. Казалось, в ту ночь ничто не могло разорвать нашу связь: я ощущал одну кровь, циркулирующую в венах. Она пульсировала в висках и делала нас похожими. В этом мире мы оба чувствовали себя лишними, нескладными, чужими. Если Бог действительно существовал, то он, когда создавал нас, отвлёкся на более важные божественные дела, и получились мы – грифельные намётки людей. Блёклые наброски.

В ту ночь я поверил маме. И впустил его не только в наш дом, но и в свою душу.

Мы вместе играли в мяч, рисовали, готовили обед и читали книги. Он провёл меня на чердак, заставленный книгами, и открыл магию слов. Я боялся ступить на деревянные скрипучие ступеньки, ведущие на чердак, и крепко держался за его ладонь. Сильные мозолистые пальцы сжимали мою ладошку ровно настолько, чтобы не сделать больно. Наши разговоры с Алисой постоянно сводились к мужчине, который должен был стать нам отцом. Я не хочу называть его имени или вспоминать его внешность – теперь он призрак. Призрак, всё ещё блуждающий в моих мыслях. Может быть, он был высок и красив, а, быть может, от природы ему достался низкий рост и смешной расплющенный нос. Сейчас внешность не играла никакой роли, потому что он стал пустым местом. А пустота не имеет глаз или носа. Отчётливо я помнил только одно: от него всегда пахло сырой землёй и травой.

«Он, он, он», – мы с Алисой перебивали друг друга, пытаясь доказать, кто ему на самом деле важнее.

– Он научил меня рисовать! – кричала Алиса, прыгая на матрасе и поднимая пыль. Под её ногами скрипели пружины.

– Он научил меня кататься на скейтборде, – спокойно отвечал я.

– Он дал мне порулить в машине! Мы ехали прямо в городе…

– Он показал мне чердак с книгами.

Унылый сад, подпитанный любовью и правильным уходом, ожил.

Пока наши дни начинались и заканчивались спорами, чей отец он был больше, у мамы вырос живот. Он рос, рос и рос, и вскоре у нас появился младший брат. Мы так и не узнали его имени. Толком не познакомились с ним. Кто-то провёл его в эту жизнь, наполнил лёгкие воздухом и выдернул из темноты, чтобы вновь погрузить в чёрную бездну.