рассматривал лежащую рядом девушку. Раньше угловатое, худенькое тело подростка сменилось на томную гибкость, формы заметно округлились, аппетитно облегаемые полотном мокрой майки, в которой Рудая купалась. Лицо слегка вытянулось, черты лица стали крупнее и выразительнее. Глаза поменяли разрез приподнявшись уголками к вискам, ранее вздернутый носик стал прямым и совершенным. Лишь упрямый подбородок и чуть пухлые маленькие губы остались прежними. Поцеловать бы сейчас эти полураскрытые манящие лепестки, вспоминая их вкус, ощутить ее запах.

Тряхнув головой, прогоняя видения, Виктор заставил себя и своего дракона оставить девушку лежать на пляже, а не дать себе волю, схватив её в охапку, запереть в высокой башне, куда бы смог наведываться хоть каждый день, но только он.

Его дракон Рычал:

— Моя, моя, моя!

Виктору пришлось делать усилие, чтобы не обернуться прямо здесь. Настолько велико было буйство дракона. Закрыв глаза, он откинулся на песок, сжав пальцы в кулаки.

— Странно, отчего такая реакция. Что спровоцировало дракона на открытый бунт? Неужели каждый раз, просто смотря на любимую, ему придется усмирять симбиота? Или это сказалась ревность? Рудая опять улеглась рядышком с Кеннетом, держа его за руку.

Виктор вздохнул, успокаиваясь. И тут уловил еще чье — то присутствие, огненным дыханием разлившееся по его венам. Дракон почувствовал драконицу Рудой. Это было так необычно, так прекрасно. Две сущности знакомились. Значит девушка думает о нем, держа за руку Кеннета. На душе стало тепло и весело, как в детстве на празднике. Хотелось безумств, свернуть горы, положить весь мир к её ногам

Виктор раскрыл глаза и вздрогнул. Рудая смотрела прямо на него. Её глаза сменили цвет. Теперь в них жил огонь. Огонь который бежал по венам обоих. Его Маргарита тоже боролась. Боролась с собой.

— Зачем, девочка моя? Зачем?! Ведь мы можем быть вместе! Сейчас, сегодня! Я не обижу и не предам! Я люблю тебя! Больше жизни, выше неба!

Рудая боролась с собой отчаянно, как когда-то за их жизни. И… победила. Огонь начал остывать, возвращая золотистый цвет её глазам. Лишь на прокусанной от усилия губе, блестела капелька алой крови. Решительно выдернув руку из пальцев Кеннета, она встала и отряхнулась.

— Я не хочу терять свою жизнь так и не научившись летать! — решительно сказала она. — Научите!

Наверное, эта девочка никогда не перестанет его удивлять. Там где недавно по венам бежала страсть, разлилось иное чувство и оно было не менее приятным, чувство гордости за избранницу. Чувство безграничной гордости!

РУДАЯ.

Что произойдет завтра, она не знала, но это будет еще только завтра. Сегодня она полна жизни, безнадежно влюблена и жаждет приключений. Какого это, ощутить себя в огромном теле драконицы, подняться высоко, встав на крыло, скользить вместе с потоками ветра, взирать на окресности с огромной высоты, применив драконье зрение, воспринимая мир вокруг в мельчайших подробностях. Мыслить, чувствовать существовать, отдаваясь на волю симбиота, отходя на второй план.

Виктор привел их по винтовой лестнице, скрытой в скале, в потрясающее по красоте место. На разных уровнях, среди скал, низвергались потоки семи водопадов с чистейшей ключевой водой. Образуя обширное озеро посреди прекрасной цветущей долины.

Долина Гремящих водопадов — превосходное место для первого оборота.

Ритка стояла на краю и смотрела на воду, с бешеной скоростью разбивающейся о скалы внизу. Все что надо было сделать, это — шагнуть в пропасть, выпустив на волю симбиота. Драконица знала, что делать дальше. По бокам сидели два огромных дракона, готовые подхватить, в случае неудачи.

Ветер трепал непослушные рыжие пряди, поднимая их над головой в виде всполохов. Ритка потянулась к драконице, так заворочалась в ответ, словно говоря:

— Ну и чего медлишь?

Более не думая, девушка решительно сделала шаг, осыпав камешки в водопад, второй отправил в пропасть её саму.

В романах описывают красоту и легкость первого оборота.

— Какое вранье! — успела подумать Ритка, стремительно приближаясь к воде, — Страшно, холодно и безнадежно.

Она хотела было открыть рот, чтобы заорать, но набрав приличную скорость при падении, быстренько его захлопнула, опасаясь задохнуться свежестью. Ещё бы и глаза прикрыть, но как гордая свободная птица курица, не умеющая летать, но постоянно застревающая в заборах, решила посмотреть на собственное отражение в озере, когда ухнет в него с высоты. По соседству мелькнули две тени, заходя в пике вместе с ней, с перепугу забывшей об их сопровождении.

Смерть отменяется, оборот похоже тоже. И Риткины нервы не выдержали, желчь прорвалась на свободу, теряясь в свободном падении.

— Что, ящерица очешуенная, забыла как оборачиваться? Ты и летать то, наверное, не можешь! Только и пользы от тебя — присутствие. Огненная посредственность.

В голове раздался такой рев, что к слезящимся глазам, простуженному горлу, встрепанным нервам и головной боли, добавилась еще и временная потеря слуха.

Её ноги едва соприкоснулись с водой. Стоп, не ноги, а лапы. Хвост! поднял столб брызг, хлопнув по поверхности озера, а её вмиг укрупнившуюся тушку, с двух сторон, вовремя подхватили подоспевшие драконы. Под рыжие крылышки её сопроводили обратно на скалу. Подобного позорного подъема, наверное, ей не скоро удастся позабыть. Она и впрямь была похожа на курицу, причем гриль, ну знаете, когда её на вертел насаживают с оттопыренной попой.