Шрифт:
Но вот, наконец, и его дом - дом, где он родился и жил, где на деревянных воротах еще сохранилась собственноручно сделанная надпись: "Борис Ифанов". Вот и знакомое рожковое дерево, на которое он не раз взбирался.
Дворник Никита стоял у ворот и курил цигарку. Заметив подбегающего к дому Бориса, он усмехнулся, а затем быстро зашел в ворота и наглухо закрыл за собой калитку.
Борис остановился перед закрытой крепостью. Тяжело дыша, он ухватился за спасательную ручку звонка.
Спустя десять невыносимо долгих минут в подъезде раздались тяжелые шаги. В решетчатом отверстии калитки показался лукавый глаз, послышалось удивленное бормотанье, сопровождаемое каким-то странным, похожим на смех покашливанием, после чего прозвучал медленный сипловатый голос дворника:
– Чи я сплю, чи я не сплю?
– Не спите, не спите, дядя Никита!
– поспешно заверил его Борис.
– Що я бачу?
– не без злорадства продолжал Никита.
– Голого, босого человека!
– Голого-босого, голого-босого! Пустите!
– Так я и пустил! Ошиблись, гражданин, домом, - официальным тоном заявил Никита.
– Как ошибся! Да это же я, Борис Ифанов!
– Борис Ифанов? Нет, того быть не может!.. Борис Ифанов добрый хлопец. Он не может шататься по ночам голый!
– Да это же я, дядя Никита!
– нетерпеливо произнес Борис,
– А кто тебя знает, может быть, как тот Гришка Отрепьев, самозванец, - меланхолично проговорил Никита.
– Дядя Никита, откройте, ну честное слово, это же я!
– взмолился Борис.
– Нет!
– решительно отказался Никита.
– Если бы ты был Борисом... Да нет, того быть не может... Борис моего голубка из голубятни выпустил. Разве ты выпускал?
Да, это он, Борис Ифанов, в начале марта без всякой причины, просто из озорства, выпустил из голубятни дворника Никиты голубя-новичка. Голубь не вернулся.
– Разве ты выпустил?
– еще раз спросил Никита.
– Я... я...
– признался Борис.
– Белого турмана с рыжим хвостом.
Никита весело хмыкнул и продолжал:
– Борис - он стекло в прачечной разбил... Разве ты разбил?
– Я... я... Из рогатки... Откройте!
– Бачите, люди добрые, что делается!
– удовлетворенно произнес Никита и загремел засовом.
Ворота раскрылись.
Борис вихрем пронесся через двор, влетел в парадное и вдруг остановился. Предстать перед родителями в таком виде? Ни за что! Что скажет мама?
Тем временем дворник Никита уже во второй раз успел рассказать жене, Агафье Васильевне, о молодом жильце Ифанове.
– Бедный мальчик!
– вздохнула добрая женщина.
В этот момент в дверь квартиры смотрителя дома кто-то тихо постучал.
– Можно!
– крикнул Никита.
Вошел Борис. Лицо у него было жалкое-прежалкое.
– Дядя Никита, дайте что-нибудь надеть, не могу так... Перед мамой... А голубка я вам откуплю...
Агафья Васильевна без долгих расспросов бросилась отпирать огромный сундук.
Вскоре в сапогах Никиты, в клетчатом пиджаке и брюках клеш, на которых пришлось загнуть тройные манжеты, Борис предстал перед своей мамой, Еленой Александровной.
– Что с тобой, Боря?
– испуганно вскрикнула она.
Лицо мальчика было абсолютно спокойно.
– Ничего, мама, ты только не тревожься, - как можно бодрее ответил он.
– Я играю...
– Играешь? Как играешь?
– Ой, какая ты недогадливая!.. Ну, играю, участвую в школьном спектакле. Сам народный артист Ляров, шеф нашего драмкружка, сказал: "Из этого мальчика выйдет толк". Я сюда прямо со сцены, в театральном костюме...
– Отчего же ты раньше нам ничего об этом не говорил?
– Я... я недавно... Всего несколько дней...
– Странно, очень странно, - произнесла Елена Александровна и, как бы успокаиваясь, спросила: - Кого же ты играешь?
Этого вопроса Борис совсем не предвидел. Его лицо мгновенно залилось краской, в голове закружились обрывки каких-то туманных воспоминаний.
– Императора Веспасиана!
– выпалил он, сам не понимая, как он мог это сказать.
Глаза мамы сделались узкими-узкими:
– Императора? В этом костюме?
Сердце Бориса замерло. Что теперь делать? Все, все пропало! Теперь Вадя и Коля до утра просидят на берегу в своих плавках... Надо было действовать немедленно.