Мы с девушкой переглянулись и засмеялись.

– Ты доволен? – спросила она меня.

– Более чем! – кивнул я. – Надо почаще с тобой на различные мероприятия выбираться!

– А я совсем не против! – усмехнулась Леся.

Но тут в наш разговор вмешался Прохор:

– Так, спускаемся в гараж, иначе никуда не успеем!

Уже в «Волге» он прочитал Алексии лекцию о правильном поведении спутницы молодого князя Пожарского, если он появлялся фактически официально, на машине с гербом. Суть сводилась к паре фраз – больше пафоса, спеси и уверенности в себе, которая должна граничить с наглостью. Девушка же внимала с большим вниманием, кивала и клятвенно пообещала, в итоге, соответствовать предъявленным высочайшим стандартам.

Сама выставка проходила в одной из модных галерей, расположенной в старинном двухэтажном особнячке старой Москвы. Узкие улицы не располагали к нормальной парковке, но Прохор сделал всё возможное, чтобы приблизиться ко входу, после чего начал беспрерывно сигналить. Через минуту его потуги увенчались успехом – из особняка выскочили два охранника и начали освобождать нам место перед входом. Когда же мы остановились, дверь нам открыл не абы кто, а, судя по всему, распорядитель выставки. Я покинул машину первым, помог выйти Лесе, и мы направились внутрь особняка, сопровождаемые распорядителем. Касса с билетами нами была проигнорирована по причине невместности стоять в очереди, пусть даже она состоит из двух человек. Уже в зале распорядитель щелчком пальцев подозвал к нам официанта, у которого мы с подноса взяли по бокалу шампанского. Всё это время я краем глаза наблюдал за своей спутницей. Её поведение было выше всяческих похвал – холодному равнодушию девушки могли позавидовать иные аристократки, а уж внешним данным и платью, и подавно…

– Ваши сиятельства! – обратился к нам с поклонном распорядитель. – Может вам экскурсию провести?

– Спасибо, любезный. – улыбнулся я. – Не стоит.

– Как угодно вашим сиятельствам! – он опять поклонился и растворился среди посетителей выставки.

Держа в руках бокалы с шампанским, мы с Алексией начали обход экспозиции, подолгу задерживаясь у каждой картины. Посмотреть было на что – картины поражали своим разнообразием, от пейзажей до портретов, от простеньких эпизодов бытовой жизни до массивных полотен, запечатлевших отдельные события общественной жизни. Но всех их объединяло, по моим ощущениям, одно – некая внутренняя динамика, жизнь, движение. Казалось, что стоит отвести взгляд от очередной картины, как она изменится, поменяет своих героев и место действия. После того, как девушка категорически не захотела отходить от маленького пейзажа, изображающего опушку леса, я поделился этими своими впечатлениями с Лесей.

– Вы абсолютно правы в своих суждениях, молодой человек. – услышали мы голос из-за спины. – Мне мало запечатлеть определённый момент времени со всеми только ему присущими эмоциями, я хочу, чтобы был некий намёк на дальнейшее развитие.

Мы повернулись и увидели перед собой невысокого лысоватого толстячка лет сорока в костюме.

– Я давно за вами наблюдаю, молодые люди. – он смотрел на нас абсолютно серьёзно, а потом буквально впился взглядом в Лесю. – Девушка, если вы снимите свои очки, я подарю вам эту картину.

Она перевела на меня испуганный взгляд.

– Позвольте, любезный! – усмехнулся я. – Вы ничего не путаете?

– Не сочтите за грубость, ваше сиятельство! – ответил он, продолжая смотреть только на Лесю. – У меня фотографическая память, и я понимаю, что передо мной Алексия, портрет которой я мечтал написать последние три года!

– У меня уже есть портрет! – заявила ему Леся и попыталась спрятаться за моей спиной.

– Охотно верю! – хмыкнул он. – А могу я взглянуть на работу этого ремесленника?

Это он кого ремесленником назвал? Сашку Петрова?..

Сдерживаясь из последних сил, я заставил себя подумать о чем-нибудь хорошем. Первой, видимо прошла ассоциация с Сашкой Петровым, была Смоленская усадьба и как просто там было жить, вторым – наш лес, который я знал до последнего пенька…

Однако, окончательно в себя я пришёл от того, что мою руку пыталась сжать испуганная бледная Леся, а стоящий напротив художник, лицо которого приобрело землянистый оттенок, хватался за сердце. Посетители выставки спешно покидали наш закуток.

– Всё нормально. – кивнул я девушке, и она отпустила мою руку.

– Теперь я точно знаю, как выглядит сиятельный гнев! – пробормотал художник. – Простите меня, ваше сиятельство, если обидел своими словами! – он поклонился.

– Вы не представились. – кинул я ему.

– Святослав Хмельницкий к вашим услугам. – ответил он и снова поклонился.

– Святослав, вы действительно хотите увидеть портрет Алексии в исполнении ремесленника?

– Если вам не трудно, ваше сиятельство!

– Хорошо, я попытаюсь это устроить. Дайте мне пару минут на телефонный звонок.

– Как будет угодно вашему сиятельству! – он продолжал кланяться.

Не обращая больше на него внимания, я отошёл немного в сторону и набрал Сашку.

– Привет! – начал я разговор. – Я сейчас на той выставке, которую ты рекомендовал.

– Нравится? – весело спросил он.

– Очень! – хмыкнул я. – Господин Святослав Хмельницкий желает увидеть твой портрет Алексии.

– Да? – в голосе Сашки появились панические нотки.