— Там так всё плохо? А где Гриша с Ингой?

— Отвратительно. Туристическая деревня в Мухосранске. Нет, однокурснички-то наши в восторге — ну, оно понятно, для них тёплый сортир — уже праздник. Только ведь они у нас романтики, на последние медные грошики в авторские сказки отбыли — ах, Грин, ах, Зурбаган! Так что только к отъезду вернутся. Поэтому будешь в столице одна развлекаться. К себе не зову — мне здесь работу предложили на пару дней, по специальности.

— Да я к тебе особенно и не рвусь. А что за работа?

— Обыкновенная, с договорами и инвесторами, не заморачивайся. Ты, вообще, где сейчас?

Василиса собралась рассказать про Волка, пуму и разбойников, но увидела, как Анатоль с нетерпением поглядывает на документы, и передумала, ответила коротко:

— В трактире.

Анатоль одобрительно кивнул:

— Это правильно, хоть здесь сообразила. Завтра тебя проводник подберёт, пусть и немного — а по столице погуляешь.

— Почему это немного? Мне тур на день продлили, ведь что не туда забросили — это их ошибка.

Недовольство собеседника было явным и неприкрытым:

— Ты что, «Сказке-тур» руки выворачивала? Вот уж от тебя не ожидал! Жаль, что мне сразу не сказали. Ладно уж, развлекайся, за всё заплачено. Только, пожалуйста, в авантюры больше не пускайся, а то с тебя станется…

— И когда это я в авантюры пускалась?

Анатоль картинно заломил безупречную бровь:

— А поездка в Польшу на первом курсе с этой байкерской бандой? Когда тебя чуть из института не вышибли? Как их там, Лайки? Ладно, до встречи.

Изображение дёрнулось, поблекло и исчезло. Василиса тихо пробормотала:

— Никакие не лайки, а Хаски.

Ренар удивлённо спросил:

— Какие хаски? Собаки?

Василиса покачала перед носом погасший жёлудь, засунула его обратно под майку, подкинула на руке монетки, и, пряча их обратно в карман, тихо ответила:

— Так байкерский клуб называется. У меня там друг…

Немного помолчала, и заговорила совсем другим, возбуждённо-радостным тоном:

— Какие ценные монеты оказались. Нужно их потратить на что-нибудь полезное. А что, купить трактир — это идея. Буду без остановки пироги жевать, стану толстая, спокойная, сентиментальная, и начну под Лисовы песни плакать и сморкаться.

Повернувшись к мужчинам, она сдавленным голосом поинтересовалась:

— И как вам план?

Волк внимательно вгляделся в подрагивающие губы и рявкнул Ренару:

— Не видишь, у девушки истерика.

Но он ошибся — это была не истерика. Она просто беззвучно заплакала. Даже на заплакала — молча стояла с окаменевшим лицом, даже не пытаясь вытереть льющиеся слёзы.

Ренар бросился к девушке, обнял за плечи, и попытался усадить. Но Василиса его оттолкнула, сползла на пол, обхватила Волка за шею, зарылась лицом в пушистую шерсть и зарыдала уже как положено: с всхлипываниями, шмыганьем носом и неразборчивым жалобным бормотанием.

Волк с облегчением вздохнул, успокаивающе посопел в растрепавшуюся косу и прислушался. Разобрал что-то про «сама за всё заплатила» и «нарочно про Макса напомнил», понимающе покивал, грозно взглянул на трактирщика, ещё немного посопел, поднял голову и трагически завыл.

Трактирщик, до той поры ошарашенно стоявший у двери, стремительно рванулся в зал, чтобы через мгновение вернуться с дородной женщиной в простом, без вышивок, сарафане. Втолкнул её в комнату и, пятясь задом, исчез.

Волк резко замолчал, а Ренар начал объяснять:

— Тётка Анисья, девушка устала, переволновалась, так что не волнуйтесь, всё под контролем, мы сейчас разберёмся.

Женщина бросила короткий взгляд на продолжающую всхлипывать, но уже потише, Василису, на смущённо опустившего голову Волка, и вынесла заключение:

— Разберутся они… Мужики!

Подойдя к Василисе, она осторожно погладила девушку по голове, и спокойно посоветовала:

— Вставай, девочка. Не дело это — на полу сидеть, по которому все, кто ни попадя, грязными сапогами и лапами ходят.

Девушка в последний раз глубоко вздохнула, оторвалась от Волка, начала подниматься, но вдруг начала ожесточённо тереть нос, плюхнулась обратно и громко чихнула.

Тётка Анисья рассмеялась, помогла подняться, и повела прочь, ласково приговаривая про грязный пол, пыльную шкуру и горячий чай.

На Василисин ответ, что пол совсем не грязный, а Волк — действительно пыльный, но не больше, чем она сама, последовало бодрое:

— А вот сейчас в тёплой водичке помоешься, и сразу оживеешь, бочку-то быстро набуровят, а вот баньку — нет, не успеют растопить. Хотя банька всяко была бы лучше, веничками-то вся грусть-печаль выбивается…