Василиса смутилась:

— Что-то не помню, чтобы я как-то особенно ругалась.

— Так, наверное, ты ещё без сознания была, потому и не помнишь. А красиво так слова сплела, я даже заслушалась, про Ренарову матушку особенно душевно получилось.

Мирон засмеялся и, посмотрев на покрасневшую девушку, попытался её успокоить:

— Да ты не переживай, когда без сознания — оно часто так выходит.

Чувствуя, как горят щёки, Василиса вдруг вспомнила:

— А чудище это где? Ну, которое прыгало?

Трактирщик кивнул на раскидистый смородиновый куст:

— Вот под ним и сидит, попрыгало и спряталось.

Василиса улыбнулась — вот и пригодилась новая знакомая, да ещё как! Слабым голосом она позвала:

— Лали, девочка, иди к нам, я хоть тебе спасибо скажу.

Из раздвинувшихся ветвей высунулась чёрно-рыжая мордочка, настороженно прислушалась, потом спряталась обратно. После недолгого шуршания кошка показалась целиком и робко, распластавшись по земле, двинулась к матрасу, безуспешно пытаясь спрятать хвосты — или хотя бы один.

Василиса затащила ей на колени и начала гладить, приговаривая:

— Вот, знакомься, дядя Мирон — моя спасительница, знаменитая волшебная японская кошка Бакэнэко, может мёртвых воскрешать. Я бы без неё…

Мирон внимательно оглядел хвосты, пробормотав, что два хвоста всяко лучше, чем ни одного, потом осторожно, одним пальцем погладил напрягшуюся спинку, и неожиданно взревел:

— Анисья!

Василиса с болезненным стоном схватилась за голову, испуганная жена вылетела из дверей со скалкой, выслушала короткий пересказ, и в мгновение ока накрыла для благодетельницы на вышитом рушнике роскошную поляну, пожалуй, побогаче, чем для самой спасённой: мясо сырое и варёное, рыба практически ещё живая и жареная, паштет, фарш, молоко-сливки-сметана… Степенно подошёл трактирный кот и положил с краю полузадушенную жирную мышь.

Потрясённая изобилием, молодая кошечка вопросительно оглянулась на Василису и, получив одобрение, приступила к трапезе. По жадности, с которой она накинулась на еду, было понятно, что жизнь в тропическом лесу была у неё не особенно сытая.

Анисья, разрываясь между желаниями притащить ещё еды, и понаблюдать на сказочной гостьей, шёпотом спросила:

— Зовут-то её как?

— Лали. Только вот русский она не понимает, только французский и вьетнамский. Мы с ней познакомились в…, ну, в общем, далеко отсюда.

— Лали? Лялечка, значит. И ничего, что по-нашему не говорит, по кошачьи-то наверняка умеет, вот Барсик наш и перескажет. Он, правда, не говорящий у нас, но уж объяснить-то сможет. А пока ты вот что ей скажи — пусть у нас жить остаётся. Это где же такое видано, чтобы кошка такая голодная была!

Выслушав перевод, Лали грустно помотала головой — нельзя ей с людьми жить, ведь в любой момент может её чудовище проснуться, и тогда она добрую хозяйку съест.

Анисья упёрла руки в крутые бёдра, и, возвышаясь над Лали как гора, с изумлением спросила:

— Меня? Она?

Лали несчастно кивнула — все знают, что бакэнэко обязательно своих хозяек съедают.

— Ну и страшная у вас там жизнь, — прокомментировал Мирон. — Не зря, значит, Горо к нам перебрался.

Анисья от него отмахнулась и продолжила допрос:

— Ну, допустим, съела, и не лопнула. И сколько ты меня переваривать будешь?

Объяснение, что переваривать не придётся — оборотень просто примет образ хозяйки и будет вместо неё жить, вызвало у женщины приступ хохота. Плюхнувшись на скамейку, она смеялась взахлёб, вытирая слёзы и всхлипывая. Успокоившись, Анисья встала, поманила кошку за собой и, показалв пальцем на две стоящие у крыльца огромные деревянные бадьи, спросила:

— Ведёрочки видишь? Большие?

Лали добросовестно обошла ёмкости по кругу, как бы считая шаги, и утвердительно кивнула. Анисья опять рассмеялась и продолжила ликбез по различиям между русскими и японскими сказками:

— Вот съешь меня, и придётся тебе эти бадьи, полные, по шесть раз на дню поросятам таскать, а перед этим в них отруби запаривать. У чудовища твоего мозги есть, оно, что не сообразит, что лучше как сыр в масле кататься, чем пахать хуже ломовой лошади.

Мирон виновато забормотал, что он-то всегда перетащить-помочь готов, и сынов надо припрягать, здоровые лбы, не развалятся, если по очереди. Анисья согласно кивнула, и добавила для Лали, что потом, после парочки перенесёнными помощниками бадеек, ей придётся ещё мужикам спину мазями растирать, их стоны выслушивать, а потом в трактире за стойкой стоять — вместо болезных.

Лали задумалась, потом неуверенно сказала, что чудовище, наверное, не захочет так жить — вот сидеть в шёлковом кимоно, любоваться на цветущую сакуру и играть на сямисэне оно готово. Так что, может быть, ей и стоит остаться, если здесь не всегда так холодно. Описание зимы привело кошку в трепет, и она решительно заявила, что такую погоду ей не пережить, если она даже сейчас мёрзнет.

Анисья прослезилась и взяла с «Лялечки» обещание наведываться в гости, хотя бы летом. Лали благодарно потёрлась обо все ноги и руки, быстренько доела остатки паштета, и попросила Василису: