Василиса возмущённо фыркнула, начала перелистывать фотографии, и на очередной вдруг увидела себя: она сидела на скамейке в парке рядом с очень красивой и невероятно молодо выглядевшей бабушкой, которую портила только идиотская шляпка с пёрышком, и облизывала мороженое. Бабушка, занявшаяся разливанием чая, обернулась на удивлённый возглас, вгляделась в картинку, ностальгически улыбнулась и объяснила:

— Это я к сыну в Москву ездила. Мы здесь с внучкой. Надо же, как вы похожи.

— Сколько же ей сейчас лет? Под восемьдесят? Она… жива?

— А что ей сделается? Василисой трудится. Вы ведь встречались — это она в детстве, Василиса Прекрасная и Премудрая, твоя двоюродная пра-тётушка.

Информация о родстве со сказочной правительницей наконец-то исчерпала способности Василисы к невозмутимому восприятию чудес. Сказка, последние пять дней постепенно влезавшая в её жизнь, громоздившая одно чудо на другом и потихоньку, шаг за шагом меняющая представление о реальности, внезапно обрушилась всей своей невероятностью и, как накинутая на голову пуховая перина, отсекла привычный мир. Исчезли краски, звуки и мысли, и перед глазами, как на зависшем компьютере — нажимай клавиши, не нажимай — застыла огромная надпись: Василиса Премудрая — моя тётка.

Бабушка, взглянув на застывшую внучку и заметив её пустой взгляд, понимающе кивнула, достала из шкафчика пузатую бутылку, налила полную столовую ложку, поднесла её ко рту девушки и скомандовала тоном, не допускающим возражений:

— Ну-ка, нос зажала, лекарство выпила!

Девушка послушно проглотила жидкость, которая обожгла горло и заставила закашляться. Вытерев выступившие слёзы, она спросила:

— Что это было? Какая гадость!

Мари засмеялась:

— Господи, какая неиспорченность! Коньяк это, деточка, при этом один из лучших.

Василиса залпом выпила остывший чай, ещё раз откашлялась и возмутилась:

— Ты ведь сказала, что это лекарство.

— А коньяк и есть лучшее лекарство в мире, я только им и лечусь. И тебе помогло — вон как быстро в себя пришла. Ты что, совсем не пьёшь?

— Почему же, бокал вина могу выпить, или шампанского.

— Ну, хоть что-то. А то я уже испугалась, что ты из этих…

— Из каких?

— Которые себе идею придумывают, а потом живут у неё в плену, шаг вправо — шаг влево… Ладно, это их проблемы, а у нас — свои. Раз до тебя наконец-то дошло, что это не просто приключение на выходных, и жизнь уже никогда не будет прежней, не буду тебя новыми сведениями нагружать, пусть старые улягутся. Лучше ты мне расскажи что-нибудь интересное.

— Например?

— Например, о загадочном господине, которому твой безбашенный папаша мои монеты доверил. Со всеми подробностями: рост, вес, масть, глаза, уши там… Что говорил, как смотрел.

По мере Василисиного рассказа бабушка на глазах мрачнела. А когда услышала, что новый отцов приятель собирался её сюда везти, разволновалась и развила бурную деятельность: в предбанник была созвана толпа подростков, которые были отправлены патрулировать окрестности, а взрослые мужчины, по комплекции от подростков не отличающиеся, нашли массу дел на улице, в основном — недалеко от ограды.

Василиса, не очень понимая причины переполоха, молча наблюдала за суетой. Когда бабушка вновь уселась в своё кресло и начала нервно, раскачиваться, она всё-таки отважилась спросить:

— Конечно, тип неприятный. А паника-то такая из-за чего?

— Не доходит? Он как папаше представился?

— Оззи. Это потому, что он фанатом Осборна был.

— Да, наглости ему не занимать. Оззи — какие ассоциации вызывает, если от этого певца отвлечься?

— Ну, не знаю. Если от английского, то, наверное, кости. Больше ничего в голову не приходит.

Бабушка кивнула, глядя с насмешкой и ожиданием. Василиса покрутила слово и так, и эдак, но ничего придумать не смогла, и жалобно захлопала глазами, ожидая подсказки, но вместо неё получила сразу ответ:

— Кощей. Плохо у тебя с ассоциациями.

— Ты хочешь сказать, что это сам…

— Будет он сам такими глупостями заниматься, как же. Племянничек это Кощеев. До сей поры вообще близко к политике замечен не был, обычный плейбой. Вот теперь картинка и сложилась. А мы всё понять не могли, где у заговора голова, щупальца — они-то на виду.

— Интересно, в сказочном мире есть хоть один человек без толпы родственников, которые без остановки интриги плетут? И вообще, что за заговор, и причём здесь я? Ведь до прошлой недели я даже не подозревала обо всём этом сумасшествии.

Бабушка не ответила, вместо этого выудила откуда-то говорилку и начала быстро и неразборчиво в неё бормотать, вызывая одного абонента за другим. В разгар переговоров в комнату влетел мальчишка и что-то крикнул на вьетнамском. Говорилка тут же была отключена и спрятана, и добрая старушка схватила Василису за руку и с силой потащила во внутренний дворик. В крошечной беседке, стоящей над журчащим ручейком, она вытащила хрустальный стержень и скомандовала: