Шрифт:
Каждый момент времени – это не новый, а именно тот же, «некогда бывший» момент.
Воображая окружность, точку на ней, на уровне логики понять и представить это очень легко. Пройдя по окружности, мы попадаем в ту самую точку, откуда и вышли. Тождественность абсолютная: и космос, и время в точности те же.
Если мысленно заглянуть в будущее, на миллионы и миллионы лет вперёд, то окажется, что будущее постепенно перетекает в наше сегодняшнее прошлое – в то, что в данный момент мы воспринимаем как прошлое. Причём чем дальше во времени какие-то события будущего, тем они ближе к нам в прошлом. Аналогично наоборот: если мы мысленно оборачиваемся назад, к прошлому, то где-то в невообразимой дали оно становится будущим. При этом чем ближе к нам прошлое, тем оно дальше от нас как будущее. Самая далёкая точка времени при взгляде вперёд или назад – этот самый момент, настоящее, тождественное самому далёкому прошлому и самому далёкому будущему. То есть настоящее, самое далёкое будущее и самое далёкое прошлое – это одно и то же.
Иными словами, мир, существующий в это мгновение, возвратится не в будущем – он возвратится, вернее, уже возвратился, именно в это мгновение и существует прямо сейчас. Мы пребываем и здесь, и одновременно в прошлом и будущем, самых далёких от нас. Всё, что вокруг, уже некогда было, некогда будет опять и вместе с тем оно есть в настоящий момент.
Однако понять и принять это экзистенциально, всем своим существом, весьма затруднительно. Каждое мгновение получается и преходящим, и вечным. С одной стороны, оно мимолётно и с течением времени забывается, растворяется, исчезает в небытии. С другой стороны, вновь и вновь возвращаясь, оно где-то и как-то существует всегда, и, через определённые времена во всей полноте являясь опять, подтверждает своё нерушимое и неизменное бытие. Эта двойственность преходящего – и кратковременность, и вечность его бытия, – разумеется, парадоксальна. Поэтому учение о круговом течении времени вызывает недоумение и протест.
Но есть один тонкий момент, который не позволяет без тени сомнений отринуть учение. Всё дело в том, что интуитивно, против всей логики, доводов, смысла, причастность мгновения к вечности очевидна.
И это понятно, ведь вся эта грандиозная Вселенная во всём своём величии и всей красоте не может быть явлена ни для чего – зачем-то явиться на миг и потом вдруг исчезнуть, пропасть без следа, навсегда…
Когда сквозь мимолётное, сквозь краткий миг вдруг проступает иное, нетленное, запредельное, которого мы не видим, не слышим, не сознаём, но близость которого чувствуем всем существом, возникает желание неодолимое: немедленно это постигнуть, раскрыть, удержать… Ностальгия по этому самому мигу, по неведомой нам его подлинной сущности… Напомним, что именно это стремление, разумеется, неосуществимое, – путеводная нить философии возвращения всех вещей.
С метафизической точки зрения формула «время есть круг» прежде всего устраняет радикальное различие времени и вечности: временн'oе причастно, погружено или присутствует в вечности, отражает её, ну а вечное порождает, хранит или содержит в себе временн'oе. При этом, конечно, данная формула ни в коем случае и не приравнивает вечность и время: одно дело – ум, порождающий сон, и дело другое – сам сон.
У окружности нет ни начала, ни конца, нет уникальных точек, отличных от прочих, с которыми мы могли бы связать начало и конец преходящего мира, а также вечность, царящую прежде и после него. То есть проблема возникновения и разрушения этого мира, проблема наличия бытия естественным образом оказывается вынесенной за пределы круга времён, в иное.
Геометрия окружности предполагает центр. В отношении центра все точки находятся в одинаковом положении, а сам центр располагается вне окружности, вне хода времени. Даже наивысший момент бытия, когда космос полностью разрушается и, возвратившись к своему непроявленному изначальному единству, заново воссоздаётся, в отношении вечности, центра, не отличается от прочих моментов, ничтожных и несовершенных. И созидание космоса – в вечности, в вечности и ползущий по стеблю травы муравей.
Круг времён не имеет начала во времени, не имеет конца, он существует всегда, но откуда он взялся? Каким образом он мог возникнуть, каким образом точка расширилась в круг? Ведь вечность недвижна и неизменна, ничего нового в ней не может вдруг зародиться, возникнуть, произойти.
Вспомним уже упоминавшийся образ неоплатоников: солнце не порождает лучи, огонь не создаёт свет – они просто исходят от них. Исчезнет солнце – исчезнут лучи, погаснет огонь – погаснет и свет. Так же и всё мироздание исходит из вечности, отражает её, существует благодаря ей. Нет никакого самостоятельного бытия, помимо вечности: всё объемлется ей. Непричастного к вечности не существует.
При «взгляде извне» круг времён – нечто целое и единое, неизменное, существующее всегда. Неизменны движение и перемены, события, судьбы людей – неизменно течение времени внутри круга времён. Смерти, рождения, метаморфозы, эволюции и инволюции, как мы их понимаем, существуют только для нас – для странников круга времён.
Так как любое мгновение круга времён равно причастно к вечности, то и искать её следует не в каком-то особом, великом мгновении, где нам, положим, открыто вообще всё, а в каждом мгновении, прямо сейчас. Вечность, выход из круга времён, не покидая его, одинаково достижимы или недостижимы из любого мгновения.
Интересно, что смысл учения о вечном возвращении в философии стоиков, если следуют ей недостаточно глубоко, путая равенство с тождеством, раскрывается много хуже, чем в философии, допустим, неоплатоников, где возвращение прошлого формально и отрицается. У неоплатоников Единое, данное как многое, всё в целом и разом отражается во вселенском Уме, откуда «потом» и возникают миры. То есть всё бытие вместе с прошлым и будущим существует в Уме недвижно и вечно, как нечто одно – точно так же, как в круге времён. Время же возникает, когда мировая Душа (которая есть порождение, логос Ума) отворачивается от Ума – от созерцания круга времён в его целостности – и обращается к конкретным формам, феноменам, действиям, наделяя тем самым их жизнью, – когда погружается в круг времён.