– Но Унтар!
– всхлипнула Нала, бросившись к любимому, однако он отошёл, и она упала на софу, ударившись подбородком о спинку.

– Уходите, пока я не позвал стражу, - барон подошёл к столу и лениво перевернул один из листиков, неторопливо проглядывая его.
– Я жду!

Унтар выразительно повернул голову к двери, и Нала бросилась в зеркало. Унтар же без сил опустился на пол, закрыл искривлённое страданием лицо рукой, а второй до крови ударил по полу. И бил, бил, бессмысленно отсчитывая удары, не обращая внимания на боль. В слепой ярости он ударил по столу, опрокидывая его. Бумаги с шелестом взмыли в воздух и осели, в том числе скрыв и его. Он сам положил всему конец. Он стал ещё на шаг ближе к своей цели. Только вот никакие утешения и доводы не спасали от пустоты в душе, отражавшейся в потускневших глазах.

Нала не видела этого, умчавшись как можно дальше от злополучного зеркала! Духи рядом не появились, как будто считали это всё одним переходом. А может быть, платой для них стало занимательное зрелище и испытанная девушкой боль. Глубоко в сердце она всё время надеялась, что Унтар по-прежнему любил её, что у них ещё может сложиться счастливая жизнь.

Нала шагала по туману. Туман манил, призывал остаться, ступить навсегда в мир духов, остаться в нём, таком тихом и спокойном, таком умиротворяющем. Боль из души уходила, оставляя чёрное поле равнодушия в прекрасной тишине. Она бродила, бродила и бродила, чувствуя, как туман забирал жизнь, превращал в тень, в призрака, как всё сильнее связывал с иным миром.

И совсем неожиданно в этом мире зазвучала старая-старая песенка, которую Нале пела герцогиня в качестве колыбельной. 'Мама', - прошептала Нала, и слово это отдалось теплом в душе. Девушка, как слепой котенок, потянулась к матери, потянулась за песней, ища то самое зеркало. На каком-то уровне инстинктов она понимала, что мама утешит, что мама поймёт и ободрит. Она же мама! Она и защитит, и спасёт, и всё-всё-всё! Нала бежала в тумане и молилась, чтобы песенка не затихла, чтобы мама пела и пела! Нала заплакала, увидев зеркало. По другую сторону которого сидела Лерой, сидела ровно, закрыв глаза, и пела, тихонько плача, как будто поминала.

'Или звала!' - Нала встрепенулась, и высохли слезы. Вот она, родная душа, которая примет ее, пожалеет, поможет справиться со всеми проблемами!

– Мама!
– и девушка вывалилась из зеркала в объятия родительницы.

– Нала...
– прошептала та, прижимая дочь к груди.

Всё повторялось. Они сидели в постели, обнявшись, скрытые балдахином от всего мира, и снова говорили, говорили, говорили. Лерой гладила дочь по волосам, успокаивая, а Нала рассказывала обо всём: об отравлении, о зазеркалье, о предательстве и Крае Чудес, о побеге и, наконец, об Унтаре, их последнем разговоре.

'Бедная, бедная моя девочка!' - шептала герцогиня, прижимая к себе пережившее столько боли дитя. Она ни на миг не усомнилась, что ее Нала, ее сокровище вернется, что они увидятся, что всё у них получится... Лерой верила: ее дочь будет счастлива! Она была так счастлива, что даже не спросила, как Нала вернулась к ней - это было так неважно, так ненужно, ведь столько всего следовало сказать!

В наступившей тишине Нала лежала на животе матери, обнимая её колени. Она устала, слова и эмоции закончились. Первой заговорила Лерой:

– Твоего мужа обвинили в заговоре с одарёнными против королевства, но он сбежал из тюрьмы до казни. Король умирает, жить ему осталось совсем недолго. А ты, Нала, сегодня же ночью сбежишь с графом ар Рейнал в Кейсарию. Я обо всём договорилась. Там ты будешь жить под покровительством Её Императорского Величества. Твой муж объявлен предателем, для света он мёртв, а потому больше не имеет прав на тебя. Так что поспи пока, я принесу еды, вечером тебя ждет дорога. Предначальные, я верила, что ты вернешься...

Нала с удивлением отпустила мать и поймала её холодный, решительный взгляд. Лерой поднялась, не дав дочери возразить, и ушла, закрыв дверь на ключ. Нала откинулась на подушки, положив руку на лоб. Империя? Уехать из королевства? Предначальные боги, так страшно! Но с другой стороны покровительство самой императрицы успокаивало и обнадёживало... И, может быть, это лучший выход? Она ведь совершенно не хотела оставаться во дворце! Да и что с Ролденом - неизвестно. Странное, конечно, обвинение, но... А жив ли вообще он?!

Нала так и не спала, ворочаясь с боку на бок, путаясь в одеяле, переворачивая жаркие подушки. То она хотела бежать куда-то, что-то кому-то доказывать, то спрятаться, раствориться в темноте. Конец её метаниям положил граф Окшетт, отдёрнувший балдахин:

– Вставайте, сиятельная, нам пора в путь, - и такое недоверие на лице, как будто в кровати он должен был найти убийцу, а не напуганную, уставшую девушку.
– Предначальные боги, это и правда вы...
– выдохнул он, протягивая руку, чтобы помочь Нале подняться.