Со всех сторон обрушились звуки, запахи, цвета… Охвативший сад огонь ослеплял, грохот битвы резал уши, на языке стоял привкус пепла, и дым забивал ноздри; но Эрик едва замечал их. Его внимание было приковано к телу крепкого мужчины средних лет, лежащему в нескольких шагах впереди.

Простые брюки и сорочка покрыты разводами сажи. Руки безвольно раскинуты, одна нога неестественно подогнута. Резкие черты лица искажены страхом. Глаза пусты и незрячи. Резонанса нет.

Шарль де Брей, граф Парижа, был мёртв.

Подойдя ближе, Эрик в полный рост встал над трупом своего старейшего врага — и с мстительной, злобной улыбкой размозжил ему голову мощным ударом ноги.

Князь хотел сделать это без малого две тысячи лет.

… Глядя на запятнавшие выжженную землю алые пятна крови вперемешку с бурыми ошмётками мозга и белыми осколками костей, он полной грудью вдохнул ночной воздух. Втянул в себя запахи летнего леса, гари и смерти, словно пытаясь пропитаться ими насквозь. Поднял лицо к небу, широко улыбнувшись луне, красной в клубах дыма. И искренне, с удовольствием рассмеялся.

… а потом вновь взметнулся вверх кровавой песчаной бурей. Битву пришла пора заканчивать.

Эта ночь не предвещала ничего необычного.

Но до того как взошедшее солнце возвестило о её окончании, парижский ковен пал.

Строение выглядело странно. И пугающе.

Нет, не так — строение выглядело очень странно. И ПО-НАСТОЯЩЕМУ пугающе.

Настолько странно и пугающе, что случись какому-нибудь человеку его увидеть, у него сразу возникло бы желание сообщить властям. А после — окажись случайный свидетель верующим, а возможно даже и в том случае, если к религии его помыслы доселе ни разу не обращались, — сходить в церковь.

Но случайных свидетелей, да и вообще людей, здесь появиться не могло. Найти это место сумели бы только вампиры и только при условии, что ищут его специально. В противном случае попасть сюда было невозможно.

Впрочем, большинство вампиров также предпочли бы держаться отсюда подальше. Как можно дальше.

Потому что соваться в логово змей смертельно опасно. А соваться в логово Змеиного Культа — смертельно.

Сплетение, резиденция братьев Тсарес, место, где змеи, принявшие облик Блуждающих-в-Ночи, чувствовали себя как дома. Место, которое и было их домом.

То, что творением природы оно не является, становилось ясно сразу: природа просто неспособна создать подобное. А вот определить, кто на это способен, оказывалось намного сложнее. Настолько сложнее, что никто доподлинно не знал, сами ли Тсаресы его построили, или они лишь его нашли.

Потому что разум, как человеческий, так и когда-то человеческим бывший, не мог полностью постичь хаотичное, не поддающееся логике переплетение гигантских змеиных тел, обернувшихся каменными коридорами и залами, комнатами и башнями, галереями и лестницами… И дать ответ, а способно ли вообще это строение стоять, — не мог.

Но Сплетение стояло. Сейчас, как и века назад.

Столетиями кровавый туман магии серпентов скрывал от глаз влажный камень его стен. Монолитный камень, в котором даже самый острый взгляд не разглядел бы ни единой щели или стыка. Камень, так похожий на змеиную чешую.

Чешую исполинских змей, в спутанном клубке тел которых жил посвящённый им Культ.

Змей, обернувшихся друг вокруг друга. Змей, свернувшихся кольцами. Змей, вытянувшихся к небу так высоко, как смогли. Змей, растянувших свои тела в идеальные прямые. Змей, застывших в иных, ещё более причудливых положениях. И прочих змей, скрытых в глубине клубка.

Обезглавленных змей. Ни у одной из каменных тварей не было головы. На её месте — если его удавалось рассмотреть — всегда оказывалась гладкая, скруглённая поверхность. Будто голову отрубили, а рану зарастили магией.

… Строение было невероятно странным — и пугающим до дрожи, до икоты, до дикого, безумного воя и выпученных глаз.

Но прежде всего оно было Сплетением. И вершащиеся здесь дела оправдывали его название.

— Поражение.

Голос был тих. В нём не проскальзывало шипящих ноток, не слышалось присвистывания или пришёптывания. И все звуки произносились правильно. Обычно.

Голос был просто очень тих. Словно говорящий обращался к самому себе.

Но второй находящийся в зале знал, что это не так: он прекрасно расслышал произнесённое слово.