На другой день, проходя мимо стройплощадки по соседству с домом вашего друга, вы видите кусок дерева тех размеров, которые вам нужны. Это дверь метр на два. Вы могли бы втихаря снять дверь с петель, передать заказчику и получить десять «кусков».

«Какого черта я не догадался об этом раньше!» – восклицаете вы. Вы не догадались, потому что вчера ваша дверь не была куском дерева. Это определение ускользнуло от вашего понимания, так как было скрыто в понятии «дверь».

Эту разновидность неосознанности, которая обычно принимает более банальные формы – «Почему я не позвала Сьюзен? Она умеет прочищать канализацию», – можно назвать категориальной ловушкой. Это одно из трех определений, которое помогает нам понять природу неосознанности. Другие два, которые мы объясним далее, называются механическим поведением и поведением под одним углом зрения.

Мы воспринимаем мир, когда создаем категории и устанавливаем различия. «Это китайская, а не японская ваза». «Нет, он пока что первокурсник». «Белые орхидеи под угрозой исчезновения». «Эта женщина – его начальник». Другими словами, мы рисуем картину мира и самих себя. Разумеется, трудно понять мир вне категорий. Тибетские буддисты назвали эту привычку «Хозяин Речи»:

Как мы видели на страницах этой книги, создание новых категорий – это осознанная деятельность. Неосознанность появляется тогда, когда мы слишком жестко придерживаемся категорий и категориальных различий, которые были придуманы в прошлом (мужское/женское, старость/молодость, удача/неудача). Как только различия установлены, они начинают жить своей жизнью. Задумайтесь: (1) Сначала была земля. (2) Потом были земля, море и небо. (3) Затем были страны. (4) Потом была Германия. (5) Теперь есть Восточная Германия и Западная Германия. Созданные нами категории входят в привычку и их очень трудно опровергнуть. Мы придумываем свою собственную универсальную реальность, а затем оказываемся ее жертвой и не желаем понимать, что это всего лишь категории или идеи.

Если мы обернемся назад и обратим внимание на категории давнего прошлого, в авторитете которого никто и никогда не сомневался, нам будет проще понять, почему иногда приходится придумывать новые. Аргентинский писатель Хорхе Луис Борхес [3] цитирует древнюю китайскую энциклопедию, где животные классифицируются как а) принадлежащие Императору, б) набальзамированные, в) прирученные, г) молочные поросята, д) сирены, е) сказочные, ж) бродячие собаки, з) включенные в эту классификацию, и) бегающие как сумасшедшие, к) бесчисленные, л) нарисованные тончайшей кистью из верблюжьей шерсти, м) прочие, н) разбившие цветочную вазу, о) похожие издали на мух {5} .

Вам приходилось извиняться перед манекеном в магазине или выписывать чек за январь, проставляя дату прошлого года? Когда мы пребываем в таком состоянии, то воспринимаем и расшифровываем ограниченное число сигналов внешнего мира (женские фигуры, типографский бланк), не позволяя другим сигналам (застывшая поза, календарь) проникнуть в наш мозг.

Однажды в маленьком продуктовом магазине я протянула кассирше новую банковскую карточку. Заметив, что на обороте нет моей подписи, кассирша вернула ее мне обратно, чтобы я расписалась. Потом она взяла мою карточку, провела ее через считыватель, протянула мне чек и снова попросила расписаться, что я и сделала. Затем кассирша сопоставила только что подписанную карточку и чек, чтобы проверить – совпадают ли подписи.

Современная психология никогда особо не интересовалась, до какой степени сложное поведение может осуществляться механически, по крайней мере до тех пор, пока этот вопрос не затронули в 1896 году Леон Соломонс [4] и Гертруда Стайн [5] . (Это была та самая Гертруда Стайн. С 1893 по 1898 год она слушала курс экспериментальной психологии в Гарвардском университете под руководством Уильяма Джемса.) Предметом их изучения были «раздвоенные личности», которых позже назовут «расколотыми личностями». Соломонс и Стайн предположили, что поведение двойника – это не что иное, как неосознанное поведение большинства обычных людей. Обычные люди тоже выполняют сложные программы поведения, не обращая никакого внимания на них. Они поставили несколько экспериментов над собой и доказали, что писать и читать можно механически. Они писали английские слова и одновременно внимательно читали увлекательный рассказ. После непродолжительной практики они научились, не раздумывая, писать диктант и читать. Правда, они совершенно не могли вспомнить написанное, но тем не менее были абсолютно уверены, что писали какой-то текст. Чтобы показать, что процесс чтения может быть механическим, испытуемый читал книгу вслух, а экспериментатор одновременно читал занимательный рассказ. И снова они обнаружили, что после упорной практики научились читать вслух без запинки и при этом очень внимательно слушать рассказ экспериментатора.

Соломонс и Стайн пришли к выводу, что огромное число видов деятельности, которые мы считаем интеллектуальными, такие как чтение и письмо, могут совершаться вполне механически: «Как и все нормальные люди, мы стремимся к поступку, не выражая никакого намерения или сознательного волеизъявления, – в манере, которая принципиально соответствует прежним привычкам личности» {6} .

В 1978 году, когда мы изучали эту разновидность осознанности {7} , я проводила эксперимент с психологами моего университета, Бенционом Чановицем [6] и Артуром Бланком [7] . В качестве места действия мы выбрали аспирантуру Городского университета Нью-Йорка. Мы подходили к молодым людям, занимавшим очередь к копировальной машине, и просили их пропустить нас вперед. В свое оправдание мы приводили аргументы, которые могут показаться как логичными, так и бессмысленными. Одинаковая реакция на логичные и бессмысленные аргументы показала, что наши собеседники совершенно не задумываются о сказанном. Мы заготовили три просьбы: «Простите, могу я воспользоваться ксероксом?», «Простите, могу я воспользоваться ксероксом? Я хочу снять копию», «Простите, могу я воспользоваться ксероксом? Я тороплюсь».