Вместе с понятием энтропии возникает образ Вселенной как гигантской машины, которая катится под откос по инерции. Хотя многие из нас принимают этот образ на веру без лишних раздумий, он вполне может оказаться неудачным и неуместным стереотипом, который сужает наше восприятие возможного. Например, альтернативное мировоззрение предполагает, что человек догадывается, до какой степени наша реальность является социально конструируемой, что действительно требует ужесточить контроль над собой.

Вера в постоянные пределы не вяжется с представлениями большинства физиков. Например, Джеймс Джинс [11] и сэр Артур Эддингтон [12] были убеждены, что Вселенная лучше всего описывается как одна большая система, и с этим понятием нужно считаться. Коль скоро любая система кажется практически завершенной, в ней всегда будет появляться что-то новое и непредвиденное.

Сопутствующим понятием, которое также может создать нам неоправданные ограничения, является линейная концепция времени. Если мы посмотрим, как на протяжении человеческой истории представления о времени менялись от одной культуры к другой, то, может быть, нам будет гораздо легче оспорить эту ограниченную точку зрения.

В некоторых культурах время рассматривается как универсальное настоящее. Племена Тробрианских островов напротив побережья Папуа – Новая Гвинея не мыслят себе прошлое как отрезок времени, предшествующий настоящему. Подобно тробрианцам, индейцы хопи не разделяют нашей линейной концепции времени. Впрочем, у них есть много категорий (становление, реальное и воображаемое), которые выполняют аналогичные функции. Джон Эдвард Орм [13] предположил, что в первобытные времена люди представляли себе время как феномен «все вдруг» {19} . Полинезийцы осторожнее. Они отрицают новизну любого начинания. Точнее говоря, они верят, что повторяют маршрут путешествия мифического героя.

Существует другая – циклическая концепция времени. Пифагор верил, что каждый момент времени повторится в будущем. Концепция реинкарнации, которую разделяют многие религии Дальнего Востока, подразумевает циклический подход. Ницше [14] доказывал, что Вселенная циклична, что события могут повторяться. С этой точки зрения предвидение – это не столько картины будущего, проносящиеся перед мысленным взором прорицателя, сколько видение того, что происходило в прошлом, в другом цикле. В циклической модели времени прошлое и будущее неразличимы.

Даже в одномерной модели времени процесс может не быть исключительно однонаправленным. Будущее может так же «обуславливать» настоящее, как и прошлое. Что мне надо выучить сейчас к предстоящему экзамену? Как пишет святой Августин [15] , «правильнее было бы, пожалуй, говорить так: есть три времени – настоящее прошедшего, настоящее настоящего и настоящее будущего».

Кант [16] представлял себе время как инструмент упорядочивания восприятия – не как «данность» внешнего мира и не как «наложенное» на него. Из этого понятия он выводит свое «синтетическое априори» в математике: можно составить себе истинное представление о мире, не изучая самого мира.

Изменение представления о времени может быть не просто гимнастикой ума. Например, в десятой главе, где рассматриваются вопросы осознанности и здоровья, мы оспариваем убеждение, что исцеление всегда требует определенного времени. Благодаря альтернативным представлениям о времени такие сомнения выглядят более оправданными. Действительно, однозначное восприятие смысла такой категории, как «время», кажется абсурдным. Согласно выдающемуся физику Эрнсту Маху [17] , «совершенно не в нашей власти измерить изменения вещей посредством времени; время есть абстракция, к которой мы приходим посредством изменения вещей» {20} .

Совершенно другое, но вполне адекватное объяснение причин нашей неосознанности надо искать в начальном образовании. Уже с детского сада обучение, как правило, ориентировано не столько на процесс достижения цели, сколько на саму цель. Из-за однобокого стремления к тому или иному результату, от завязывания шнурков на ботинках до поступления в Гарвард, человеку трудно сформировать осознанный взгляд на вещи.

Когда дети открывают для себя новый вид деятельности, заранее ориентируясь на результат, то такие вопросы, как «я смогу?» или «вдруг я не справлюсь?», очень часто преобладают, и формируется не столько направленность на естественное, живое стремление ребенка к знанию, сколько болезненный интерес к его успеваемости и поведению. Вместо того чтобы наслаждаться яркими красками цветных карандашей, бумажными узорами и множеством разнообразных форм, ребенка заставляют чертить «правильную» букву «А».

На протяжении всей нашей жизни вытекающая отсюда постоянная направленность на результат может обернуться неосознанностью. Думая, что нам известно, как справляться с ситуацией, мы не испытываем никакого желания обращать внимание на что-либо. Если правило кажется нам хорошо знакомым (например, в результате бесконечной зубрежки), мы замечаем только незначительные подсказки правильного сценария. Если, с другой стороны, ситуация кажется странной, то мысли о возможной неудаче могут до такой степени захватить наше воображение («Вдруг меня поднимут на смех?»), что мы упустим из виду возможные аспекты как собственного, так и чужого поведения. В таком случае раз мы бездумно относимся к непосредственной ситуации, то вполне можем всерьез задуматься о закономерных результатах.

Наоборот, целеустремленность, которую мы будем изучать, когда затронем проблему творческого потенциала в седьмой главе, вопрошает: «Как я должен это сделать?», но не «Как я могу это сделать?», а следовательно, наше внимание направлено на этапы, которые надо пройти на этом пути. Такую направленность можно охарактеризовать в рамках основного правила – нет ошибок, есть неправильные решения.

На уроках компьютерного программирования для детей очень много времени отводится «исправлению багов» – попытке найти новое решение, уйти в сторону от имеющихся и неэффективных старых. Нужно постоянно пересматривать промежуточные цели.