– Ты как себя чувствуешь? – спросила она вслух, и я, решив почему-то, что это относится ко мне, мысленно ответил:

«О, прекрасно! Если не считать того, что за мной охотится Гулльвейг-Хейд, самая безжалостная и непредсказуемая из демонов по эту сторону от Нифльхейма…»

– Идиот, я разговариваю не с тобой, а с Эваном! – возмутилась Попрыгунья.

Эван улыбнулся.

– Со мной все нормально, не волнуйся.

– Нет, ничего не нормально! Я же вижу, что ты совсем без сил! Наверняка Один слишком тебя понукал, слишком торопил! Тебе бы и в школу-то ходить не следовало, если учесть, в каком состоянии ты в последние дни находился. А теперь еще это все…

– Успокойся. Мне сейчас нужен всего лишь глоток свежего воздуха да, пожалуй, пара таблеток трамадола…

– Откуда мне знать, здесь ли ты, ты ли сейчас со мной говоришь?

И передо мной вдруг промелькнула некая случайная мысль Попрыгуньи, выползшая, подобно тонкой нитке дыма, из-под одной из запертых дверей в хранилище ее памяти. Собственно, образ был не слишком приятный: она и Эван в качестве марионеток в руках великанов.

«Эй!» – запротестовал я.

«А ты меня укуси! – Попрыгунья явно ни в чем теперь не собиралась мне уступать. – Твой Генерал должен понять: Эван не такой, как другие. Иногда он может переусердствовать, перерасходовать свои силы. Но даже если он очень устал, то вряд ли об этом скажет. А ему просто необходимо время от времени отдыхать. Впрочем, твой Генерал, кажется, считает, что запросто подыщет себе другого «квартирного хозяина», если этот выйдет из строя».

Честно говоря, я как-то не особенно задумывался, каково на самом деле физическое состояние Эвана. Но сейчас Книга Лиц посвятила меня в детали его недуга – причем куда более подробно, чем мне это было необходимо, – и я узнал, что такое для Эвана «хорошие» или «плохие» дни, в какие дни ему даже просто дышать невыносимо трудно, а также какие дни для него хуже всего; к последним относились те непродолжительные отрезки времени, когда никто по-настоящему не верил, что он серьезно болен, потому что в такие дни он не только хорошо выглядел, но и мог свободно ходить и даже бегать…

«Только его проклятая болезнь никуда не исчезает, – горестно вздохнула Попрыгунья. – Она просто прячется порой у него внутри и выжидает, когда можно будет украсть или отнять у него все, любую радость, даже самую малую. Мне кажется, чем-то его болезнь похожа на того, кто сейчас в нем поселился и безжалостно тратит его силы».

И она, снова повернувшись к Эвану, решительно заявила:

– Сейчас ты никуда идти не можешь! Это тебя просто убьет.

Эван отмахнулся.

– Мне надоела боль. Она так скучна. Так же скучна, как медленное умирание. А это, по крайней мере, что-то интересное. И важное. Не тревожься. Поверь, я действительно нормально себя чувствую.

Я как раз собирался возразить ему и поддержать Попрыгунью, использовав тщательнейшим образом подобранный эпитет, когда в дверном замке послышалось звяканье ключей. Я обернулся, пес Твинкл с радостным лаем бросился к двери, и на пороге появилась мать Эвана. Выглядела она удивленной и не слишком довольной.

– Что здесь происходит?

Я быстро перелистал Книгу Лиц: мне хотелось поподробней узнать о матери Эвана. Имя: Джен. Профессия: медсестра. Любимый цвет: небесно-голубой. Любимый фильм: «Грязные танцы». Разведена, сейчас встречается с женатым мужчиной, он врач, обещает расстаться с женой, но никогда этого не сделает…

Я выругался: от подобной информации мне было мало проку.

Между тем Попрыгунья, взяв инициативу в свои руки, с радостной улыбкой сказала:

– Здравствуйте, миссис Дэвис!

«Дэвис. Вот что мне было нужно. В этом твоем каталоге масса упущений, – упрекнул я Попрыгунью, – он явно нуждается в доработке».

Но она на мои слова даже внимания не обратила, а Эван пояснил:

– Мы просто играем в одну игру, мам.

И миссис Дэвис, выразительно на него глянув, напомнила:

– Тебе мой рабочий график известен. Между прочим, мне завтра в половине седьмого вставать.

– Извини, мам. Мы немного увлеклись. – Эван так бодро ей улыбнулся, что я сразу догадался: это улыбка Одина, и, естественно, ни капли его улыбке не поверил. – Давай я приготовлю тебе чашку чая, а потом ты ляжешь спать, хорошо? Может, еще сэндвич сделать? С поджаренным хлебом?

Миссис Дэвис кивнула.

– Да, спасибо. – Сняв туфли, она присела на диван и с облегчением пробормотала: – Вот так-то лучше. – Затем она повернулась ко мне: – Ты извини меня, Жозефина, я, наверное, просто устала. Да и тебе, я думаю, домой пора. Твои родители знают, где ты?

– Да, конечно, миссис Дэвис, – сказал я. – Ничего страшного. И вы правы: мне действительно пора домой.

Один, пронзительно на меня глянув, тут же заявил:

– Я тебя провожу.

– Нет-нет, ни в коем случае! – Миссис Дэвис внимательно посмотрела на сына. – И кстати, чем это ты таким занимался? И почему ты снова в кресле? Ты хоть поел? А лекарства принял?

– Мам, ей-богу, я отлично себя чувствую!

Но миссис Дэвис было не провести; она прекрасно понимала, что это не так, да и видок у Эвана был такой, словно он вот-вот свалится замертво. Видимо, последние несколько дней отняли у него куда больше сил, чем я предполагал. И меня вдруг охватило некое странное, не испытанное ранее чувство, которое более всего было похоже на сострадание…