Хейди долго на меня смотрела. Потом сказала:

– Возможно, в чем-то ты прав. Хорошо. Я выдам тебе Хеймдалля сразу же, как только ты отдашь мне голову моего отца. Договорились?

Я кивнул, втайне скрипнув зубами и ясно понимая теперь, почему Один так и не захотел полностью раскрыть мне свой план. Он, должно быть, предвидел, сколь сильные чувства вспыхнут во мне, когда станет известно, что мой заклятый враг преспокойно храпит подо льдом, тогда как асы в Нифльхейме испытывают невыносимые мучения. Впрочем, Хейди цену мне всегда знала, и, надеюсь, пока что эта цена ее устраивала. Хотя впоследствии она вполне может и переосмыслить такое положение вещей – это я тоже прекрасно понимал – и попытаться положить конец моему бесконечному стремлению во что бы то ни стало выжить.

Однако мы уже приближались к тому миру-пузырю, где я оставил Попрыгунью (и Тора, разумеется). Здесь цвета ауры Оракула стали гораздо ярче; отблески этого живого света играли на неспокойной поверхности реки Сновидений. Я крепко держал Слейпнира за узду, направляя и понукая его, и вскоре мы снова оказались внутри сна, созданного Архитектором: тот же невероятных размеров храм, Machina Brava, хрустальный купол, под которым, казалось, мог вместиться весь небосвод…

Натянув поводья, я остановил Слейпнира и спрыгнул на мозаичный пол.

– Зачем мы здесь оказались? – спросила Хейди. – Неужели мой отец находится в этом мире?

Но я уже искал глазами Попрыгунью. Нашел я ее не сразу: она свернулась клубком под одной из гигантских каменных колонн и выглядела теперь совсем крошечной, не старше лет четырех. Сейчас она была как-то особенно похожа на нераспустившийся бутон цветка – вся собралась в комок и тесно обхватила руками поджатые к груди ноги, стараясь стать как можно незаметней.

Тор тоже оказался на месте, причем в своем привычном обличье, хотя рядом с этими величественными колоннами он выглядел каким-то карикатурным карликом. Как только он увидел Искренне Вашего, лицо его исказилось, задергалось, и на нем отразилось множество самых разнообразных и противоречащих друг другу чувств.

Я дал себе возможность пару мгновений наслаждаться мыслью о том, что Тору тут явно пришлось несладко. В последнее время он только и делал, что попадал в ловушки – сперва угодил в игру «Asgard!» и в результате превратился в жалкую лохматую собачонку; затем был вынужден находиться внутри сна, созданного тем, кто должен был умереть еще тысячу лет назад, когда ваны отрубили ему голову. Что ж, такое любому вытерпеть трудно, а Тор особым терпением никогда не отличался. Сейчас, во всяком случае, у него был вид настоящего бога-громовника, который прямо-таки мечтает что-нибудь вдребезги расколошматить, и я по его глазам сразу понял, что в первую очередь он с огромным удовольствием прихлопнул бы именно меня.

А вот Оракула нигде видно не было.

Я наклонился, чтобы попытаться разбудить Попрыгунью, которая казалась крепко спящей. Но стоило мне приблизить к ней лицо, и я услышал, что она тихонько напевает себе под нос ту самую песенку, которую я однажды выудил из ее воспоминаний:

– Попрыгунья, это я, Локи, – окликнул ее я, – ты меня слышишь? Эй, Попрыгунья?

Малышка подняла на меня глаза, и тут же в них плеснулось смятение, сменившееся вскоре постепенным узнаванием.

– Это ты, Локи? – пролепетала она.

Я вздохнул с облегчением, хотя эта песенка и вызывала у меня тревогу.

– Почему ты выбрала воспоминание именно об этом? Я же велел тебе думать о чем-нибудь теплом, приятном, способном помочь пережить любой, даже самый неприятный сон.

– А я выбрала то, с чем могла бы сражаться! – запальчиво ответила Попрыгунья. Она быстро меняла свой облик, становясь похожей на себя прежнюю. – Ты доказал мне, что я вполне способна дать сдачи. Однако сам ты что-то… – Глаза ее вдруг затуманились. – Ты сейчас какой-то совсем другой! А ты принес… – Затем взгляд ее несколько прояснился, и она с любопытством спросила: – Локи, а меня ты принес? Ты же взял с собой мое тело?

Я не мог не улыбнуться – такой верой в меня был полон ее вопрос. Она и мысли не допускала о том, что я таскал ее тело туда-сюда – в царство Сна, из царства Сна – ради своих собственных, отчасти бесчестных, целей, и была абсолютно уверена: все это я делаю исключительно ради нее.

Я протянул ей руку и сказал:

– Добро пожаловать обратно!

Она бросилась мне на шею. На несколько мгновений мы снова стали единым целым и почувствовали себя полными сил и могущества. За эти мгновения я успел мысленно выложить ей все – и свой план, и просьбу быть осторожной, и некую загадку, и целый набор инструкций на будущее, – и сразу же покинул ее тело, передав управление им ей самой. А у меня, едва я ступил на берег реки Сновидений, возникло ощущение, словно я сбросил с себя теплое пальто, которое еще хранит контуры моего тела, и я еще подумал, что вряд ли мне когда-либо снова придется носить это «пальто». И, как ни странно, одна лишь мысль об этом вызвала в моей душе острую боль, хотя пребывание в теле Попрыгуньи было для меня связано со многими неудобствами и неприятностями.

А Попрыгунья смотрела на меня и прямо-таки сияла. Мне она и раньше казалась довольно хорошенькой, но эта улыбка вдруг превратила ее в настоящую красавицу, и у меня невольно возникла мысль: разве она когда-нибудь так улыбалась, пока я торчал в ее физическом и ментальном пространстве?

– Я знала, что у тебя все получится! – радостно восклицала она. – Знала, что ты никогда не бросишь друга в беде!

От ее похвал мне стало совсем не по себе, поскольку я-то хорошо знал: именно так я и собираюсь поступить – бросить друга в беде. Неприятно, конечно, но разве у меня есть выбор? Да мне, собственно, и выбирать-то не из чего.