И потом, в данный момент я имел дело с Одином – а он никогда особой предсказуемостью не отличался; я, впрочем, предполагал, что мысль о встрече с Оракулом лицом к лицу да еще и на его территории вряд ли покажется Одину такой уж привлекательной.

Между тем Джонатан Гифт, изумленно тараща глаза, сполз с восьминогого коня – который практически сразу принял более скромное обличье и принялся щипать травку, – огляделся и увидел внизу яркие оранжевые огни Молбри. Затем он ошалело посмотрел на Эвана, на Хейди, на Мег и на меня, вновь пребывавшего в шкуре Попрыгуньи, и тщетно попытался осознать, что же с ним происходит. Потом он наконец заметил Твинкла, заулыбался и воскликнул:

– О, песик!

Я незаметно вздохнул. Неужели из всех чудес того нового мира, в который он попал, его внимание более всего привлекла эта проклятая собачонка?! Впрочем, Твинклу он тоже вроде бы понравился: пес принялся радостно скакать у его ног, а я даже отвернулся, стараясь не смотреть на сумку, висящую у Гифта на плече. Я очень надеялся, что скромный вид этой сумки, а также то, что Замковый Холм буквально светился от прилива магии, поспособствуют тому, что никто и внимания не обратит на вещь, которая в этой сумке спрятана.

Я повернулся к Хейди и пояснил:

– Джонатан Гифт в настоящее время является, по сути дела, игрушкой в руках нашего Оракула, которого он, собственно, спас. Короче: ему известно, где находится голова Мимира.

Хейди холодно на меня глянула.

– Я, по-моему, ясно дала понять: ты должен был принести голову моего отца, а не приводить с собой какого-то случайного представителя племени Людей.

– Он не случайный представитель, – запротестовал я. – Я же сказал: у Оракула имеется некий план. А Джонатан как раз и занимается воплощением этого плана в жизнь. И потом, как бы мне ни хотелось тебе угодить, но в решающий момент я был лишен физического обличья, и когда дело дошло до того, чтобы… э-э-э… голову Мимира забрать… это вызвало определенные затруднения…

Хейди прищурилась.

– Ты слишком много болтаешь. Верный признак того, что у тебя что-то на уме.

– У него всегда что-нибудь на уме, – сказал Один. – И он всегда слишком много болтает. – Его внимание было целиком поглощено поведением Джонатана Гифта, который, бросив сумку с головой Оракула на землю возле костровой ямы, опустился перед Твинклом на колени и дурашливым тоном спрашивал: «Кто это у нас такой хороший мальчик?».

– А сам-то ты, собственно, кто такой? – спросил у него Один.

– Я – архитектор, – сказал Джонатан Гифт, нехотя оторвав глаза от собаки. – А когда-то был математиком. Зато теперь поднаторел в искусстве строительства.

– Вот как? – Поскольку Один по-прежнему пребывал в теле Эвана, я никоим образом не мог узнать, о чем он на самом деле думает; но я все-таки достаточно хорошо знал нашего Старика и догадывался, что мыслей, причем самых разнообразных, у него возникло немало. Например, не собираюсь ли я предать его (а я собирался), нет ли у меня неких тайных мотивов (а они у меня были) и стоит ли вообще мне доверять. Нет, он мне, конечно, доверял. Был вынужден это делать. В крайнем случае, если уж на то пошло, ставить на меня было все же безопасней, чем на Гулльвейг-Хейд.

– Джонатан Гифт – тот самый человек, который приведет нас к Оракулу, – пояснил я, и острый взгляд Одина пронзил меня, точно копьем.

– Поня-атно, – задумчиво протянул он и, не спуская с меня глаз, взял архитектора под руку.

Гулльвейг-Хейд не заметила, какими взглядами мы с Одином обменялись. Она, даже не пытаясь скрыть свое нетерпение, буквально засыпала Гифта вопросами:

– Расскажи мне об Оракуле. Где ты нашел его голову? Она тебе что-нибудь говорила? Она пророчествовала?

Архитектор, явно слегка опешив, только плечами пожал.

– Вообще-то все это было так давно… Да, пожалуй, она произносила что-то вроде стихов. Точных слов я не помню, однако…

– Так она пророчествовала? – Хейди даже договорить ему не дала. – Она пророчествовала, а этот идиот ничего не помнит!

– Я помню, что она упоминала о рунах. – Джонатан выглядел немного обиженным. – О каких-то новых рунах для богов… но, по-моему, это не имело смысла, поскольку все асы погибли во время Рагнарёка. Я могу лишь предположить, что это, по всей вероятности, была некая разновидность метафоры…

– О каких рунах она упоминала? – Выражение лица Гулльвейг-Хейд становилось все более опасным.

Один заметил это и вмешался:

– В данный момент это значения не имеет. А вот голову нам найти необходимо.

– И это «нам» означает, – тут же встрял я, – что искать ее отправишься ты сам и?..

– Даже не надейся, что тебе удастся так просто выйти из игры, – мрачно ответил мне Один. – Ты в любом случае с нами пойдешь. Как и он… – Старик мотнул подбородком в сторону Джонатана. – Тогда у нас, по крайней мере, будет хоть кто-то, обладающий физическим обличьем.