– Нет, Один не пойдет, – возразила Хейди. – Только не он! Пусть остается здесь, в теле своего хозяина. Если Оракул станет пророчествовать, то я хочу первой услышать его предсказания!

– И я хочу того же, – спокойно заметил Один.

Хейди рассмеялась.

– Да неужели? Нет уж, ты побудешь здесь, пока голова моего отца не окажется у меня в руках. И только после этого… – она быстро глянула на меня, – я выполню свою часть нашего соглашения.

Я поднял бровь. Свою часть нашего соглашения? Звучит интригующе. Может быть, речь идет о местонахождении ванов? Вообще-то я должен был бы знать, что Один никогда не станет рисковать и связываться с Хейди, если у нее нет того, что ему позарез необходимо. Но мы с Одином были достаточно давно знакомы, и я понимал: то, чего ему хочется, далеко не всегда соответствует тому, что ему необходимо.

– А я тебе зачем? – сказал я Хейди. – Оставь меня здесь и ни о чем не беспокойся.

Она рассмеялась.

– Ни в коем случае, Трикстер! Уж ты-то от меня никуда не денешься, пока я не получу голову моего отца и новые руны. А потом можешь идти куда хочешь.

Я притворился, будто меня ее заявление страшно огорчило, и спросил:

– Неужели мне обязательно снова туда тащиться?

– О да, совершенно обязательно.

Я вздохнул – преувеличенно тяжко, – уселся на коня, покрепче ухватился за гриву и сказал, глядя на Эвана:

– Ладно, по ту сторону увидимся.

Перед уходом я все-таки разок взглянул на Мег. Ведь если мой план удастся, я, возможно, никогда больше ее не увижу. Вообще-то, если все пойдет так, как я рассчитываю, я, скорее всего, никого из них больше никогда не увижу – и это, если честно, совершенно меня устраивало. Быть человеком, может, и прикольно, но если хорошенько подумать, то все эти человеческие чувства и переживания мне ни к чему; мне ни к чему этот вечный страх и экзистенциальное смятение; куда лучше оставаться самим собой – неверным, ни о ком не тревожащимся, никого не любящим, эгоистичным, безупречным и бесконфликтным.

Эван стоял рядом с Мег, глядя куда-то в ясную небесную высь; по его лицу полосами пробегал живой свет, исходивший от нашего восьминогого коня, готовившегося вновь погрузиться в бурные воды реки Сновидений.

На мгновение наши с Эваном глаза встретились. И речи быть не могло о том, чтобы высказывать свои мысли вслух; к тому же я был лишен той особой интимной связи с Попрыгуньей, которая существовала у нас, когда мы делили одно ментальное пространство, так что сейчас я смог транслировать Эвану лишь самое простое мысленное послание. И я, глядя на него и чувствуя, до какой степени напитан магией воздух вокруг нас, постарался передать ему воспоминание о том далеком дне, когда им с Попрыгуньей было по семь лет, и они в первый раз пошли в школу, и на Попрыгунье были желтенькие шорты и синий свитер с пингвином на груди, а на Эване – джинсы и майка с человеком-пауком. Он тогда вынул свой стеклянный глаз, вложил его в руку Попрыгуньи, и этот глаз блестел у нее на ладошке, как мраморный шарик…

«Вот. Можешь его подержать».

«А видеть он может?»

«Нет. Но за него однажды дали целых двадцать очков в соревновании точных копий».

По-моему, получилось. Мне показалось, что Эван вздрогнул. Я очень надеялся, что сумел донести до него то, что хотел. В конце концов, это такая маленькая вещь, ни к чему не имеющая особого отношения; вряд ли она способна была привлечь внимание моих спутников. Эван перевел взгляд на Стеллу, которая, освободившись от своей временной «жилички», очаровательно (хотя и довольно бессмысленно) хлопала глазками, тщетно пытаясь понять, что происходит. Затем Эван снова посмотрел на меня, и мне показалось – о, я очень, очень на это надеялся! – что он все понял.

«Вот. Можешь его подержать. Береги его».

– Удачи, Капитан, – сказал мне Эван.

– Спасибо. Я, как ты знаешь, обычно сам творю свою удачу.

И в следующий момент нас уже вновь подхватило бешеное течение реки Сновидений – меня, по-прежнему пребывающего в обличье Попрыгуньи, бестелесную Гулльвейг-Хейд и вполне настоящего Джонатана Гифта, изо всех сил цеплявшегося за гриву коня. И, стоило мне чуточку прийти в себя, первое, что я услышал, был вкрадчивый голос Хейди:

– Хорошо, а теперь говори: каков твой настоящий план?

Я тут же изобразил полнейшую невинность, прекрасно зная, что, поскольку я пребываю в теле Попрыгуньи, Хейди будет трудновато различить в цветах моей ауры тонкую нить обмана.

– О чем ты? Какой еще настоящий план?

– Неужели ты думаешь, что я поверила твоим россказням? – усмехнулась она. – Кстати, почему это ты до сих пор в чужом обличье? Зачем ты таскаешь с собой это никчемное человеческое тело? Наверняка ведь задумал какую-то гнусность и старательно пытаешься это скрыть. И куда ты дел Тора?

Я только плечами пожал.

– Там остался.

– А ты его, случайно, не утопил в реке Сновидений? Скажем, опасаясь, что он станет тебе противодействовать? Может, ты вообще двойную игру ведешь? Ну и каков же все-таки твой план? Разделяй и властвуй? Или ты просто на Одина работаешь?

– Уж тебе-то следовало бы лучше меня знать, – с упреком заметил я, оглядываясь на Джонатана Гифта. – С чего бы это мне вдруг захотелось действовать в интересах Одина? И потом, я никогда бы не стал тем, кем являюсь сегодня, без двух вещей: своекорыстия и самосохранения. Неужели ты думаешь, что я действительно стал бы рисковать собственной шкурой (к которой я, надо сказать, весьма привязан, хотя в данный момент она – чисто технически! – и принадлежит не мне) ради помощи кому-то другому, а не себе любимому?