все остальные будут делать вид, что ничего не понимают. — Он наклоняется и

подмигивает мне. — Но вот парадокс. Они действительно понимают, но боятся с этим

смириться. И они предпочли бы, чтобы кто-то другой принял весь гнев на себя. Так им

безопаснее. Ты остаешься изгоем. Но, в конце концов, ты свободен и счастлив, потому что

сделал то, что посчитал правильным. Просто держись за нее и знай, что даже если это

между вами ненадолго, если так предопределено, то кроме вас самих вам больше никто не

нужен.

Он прерывается, присаживаясь за свой стол.

— Тем более, если секс отличный. Если нет, тогда, я думаю, вам ничего не

сможет помочь.

Я почти начинаю убеждать его, что секс более, чем хорош, но у меня такое

впечатление, что он и так это знает.

Уоррен впечатлил меня, и его проницательность внушает мне легкое чувство

оптимизма. Может, это нормально, когда мир сводится только к Вере и ко мне. Пока мы

не отпускаем друг друга, если можем сотрудничать, покуда остальной мир дарит

обещание однажды принять.

Несмотря на это, мой оптимизм покидает меня в ту минуту, когда звонит Педро.

Он хочет встретиться со мной в своем офисе, немедленно.

Уоррен желает мне удачи, когда я встаю и собираюсь уйти. Шутка в том, что

именно это он и имеет в виду, как имел в виду все, о чем говорил прежде. Я не уверен, что

на уме у Педро насчет меня сейчас, но дело в том, что я отбираю потенциальную

должность Уоррена и мог бы забрать его текущую работу, и все равно парень не держит

никаких обид. Этот факт придает мне немного мужества, пока я иду по коридорам на

встречу к своему боссу.

Он ждет меня, сидя за своим столом из оргстекла, его офис белый и стерильный.

В этот раз встреча без сигар, только его вытянутое лицо напоминает иссохшую тонкую

сигару.

Никаких если и догадок. Мы оба знаем, почему я здесь.

— Матео, — говорит он, но это все его слова, когда он жестикулирует, показывая

присесть напротив него. На мгновение, мне хочется, чтобы он просто уволил меня на

месте, не пришлось проходить через долгий процесс перемалывания ситуации. Но я все

же сажусь, натянув свою маску, готовый к любой речи, которую он собирается

произнести. В этот момент я почти смеюсь, потому что вынуждаю его быть хуже, чем мой

родной отец. На данный момент есть человек, чье мнение меня интересует. Но это не он.

Не совсем.

— Полагаю, ты слышал, — говорю ему.

Он дарит мне кривую улыбку, тогда как взгляд холоднее камня.

— А кто не слышал?

— Подозреваю, тебя не интересует реальная история, — говорю ему, закидывая

ногу на ногу.

Я перевожу внимание на свои туфли. Они кажутся мне самым безопасным

местом. Красивая, глянцевая коричневая кожа. Дорогущие. Они были своего рода

подарком, когда я продал ресторан. Сейчас стараюсь думать о том, как бы весь этот

скандал повлиял на мою жизнь, будь я ресторатором. Думаю, бизнесу это

поспособствовало бы.

— Уверен, что я уже знаю реальную историю, — просто произносит Педро. — Я

внимательно ознакомился с документами. Не могу сказать, что удивлен случившемуся.

Похоже, ты даже погадить не можешь без свидетелей. В некотором роде мне жаль тебя, Матео.

— Но... — вклиниваюсь я, понимаю, что в таких ситуациях всегда присутствует

но.

— Но, — говорит он, — Я правда ожидаю от тебя лучшего. Слушай, я понимаю, что ты ничего не можешь сделать с тем, когда идешь в спортзал и кто-то следует за тобой.

Или когда идешь на ужин, а они там. Или когда Вера идет и делает, что бы она там не

делала, и ее фотографируют. Я знаю, что ты не можешь жить закрытой жизнью до тех

пор, пока их увлечение тобой не закончится. Но я действительно ожидаю от тебя

определенного приличия. И хотя я не в том положении, чтобы винить тебя за то, что ты

ударил того парня, но я рассчитывал на большее уважение к команде с твоей стороны. К

Атлетико. И ко мне. И ведь ты знал, что произойдет, если его ударишь, правда?

Я едва киваю. Я снова чувствую себя ребенком, сидящим в кабинете директора.