смахнуть эти слезы поцелуем.

Но я ждал, пока она обнаружит меня.

Наконец-то, это случилось. Вера устраивалась в своем кресле и задела меня локтем.

Я никогда не улыбался так широко.

— Извините, — пробормотала она своим замечательным выразительным голосом, так и не оборачиваясь.

Я облизнул губы и глубоко вдохнул, прежде чем сказать. – И ты прости.

Ее тело напряглось. Она медленно повернула голову, и моя улыбка стала мягкой

при виде ее покрасневших глаз и следов слез под ними. Она выглядела невероятно

ошеломленной, как будто увидела призрака. Только я не был им; я был реальным.

Вместо того, чтобы дать ей письмо, я открылся и истолковал ей все тщательно для

нее, чтобы увидеть, что сделал все возможное. Больше всего я боялся, что мои чувства, моя любовь будут отвергнуты, и она не вернется обратно. Это было ее право сделать так, и все же я не желал ничего иного, как еще одного шанса.

Но Вера, такая щедрая, душевная, не отвергла меня. Она ответила мне любовью, любовью, которая, как она сказала, никогда не покидала ее.

Мы приземлились в Ванкувере и увидели ее мать и брата, Джоша, в аэропорту.

Естественно, они были удивлены мне, и я был удивлен видеть их — по крайней мере, ее

мать. Она казалась такой резкой и холодной по телефону, но все-таки она была там, ждала

возвращения своей дочери, шокированная тем, что неверный муж был рядом с ней. Если

бы взгляды могли убивать, я бы превратился в пепел тут же на полу аэропорта.

Это были нелегкие несколько дней. Я был рад, что упаковал то письмо в ручную

кладь, потому что оно помогало мне держаться. Ее мать и сестра с будущим шурином из

Англии, все, казалось, презирали меня, особенно когда поняли, что мы вернемся в

Мадрид. Как-то этот английский мудак отвел меня в сторону и спросил, почему я не могу

вернуться к своей жене и оставить такую молодую девушку, как Вера, в покое.

Я чуть не зарядил кулаком ему в лицо, но знал, что это не поможет нашей

ситуации. Мы с Верой привыкли глумиться над этим, и хотя она говорила, что ее не

заботило, что думала ее семья, я мог все еще видеть по тому, как она переживала, что все-

таки заботило. Даже притом, что этого стало меньше, когда мы встретились, потребность

в одобрении ее семьи все еще присутствовала.

Спасибо богу за Джоша, который был единственным умным, добрым и достойным

в ее семье. С его жутко черными волосами и татуировками, он был определенно одним из

тех людей, которых вы хотели осудить, прежде чем узнали бы их, но он был самым

большим сторонником Веры и единственным спасением для нашего краткого пребывания.

Однако это не было последним разом, когда мы видел их. Сразу после Рождества

мы вернулись, но на сей раз у нас было подкрепление — наши друзья Клаудия и Рикардо.

Мы приехали первым делом для того, чтобы Вера могла отправить свое заявление о

разрешении на работу, которое организовали в Лас Палабрас, но лыжная поездка в

Уистлер со всеми, включая Джоша, тоже не повредила. Неделя, осваивая склоны и

расслабляясь с друзьями и семьей, казалось, была именно тем, в чем мы нуждались.

Когда мы уехали, все еще было немного под вопросом, вернется ли Вера в

Ванкувер на свадьбу своей сестры в июле или нет. Я сказал ей, что поеду с ней, если она

решит лететь, если захочет это сделать со мной, и я поддержу ее, если не захочет. В итоге

она решила остаться в Испании, и я думаю, что взбесила этим свою семью снова. Было

также под вопросом, получит ли Вера фактически разрешение на работу через Лас

Палабрас. Но были и другие варианты, которыми она могла следовать, чтобы остаться и

работать в стране, и в итоге испанское правительство предоставило ей шесть месяцев для

работы в Лас Палабрас и повторное обращение снова, когда время закончится. Так или

иначе, она не должна была бы уезжать из Испании, если бы не захотела.

И все же, хоть она и лежит около меня, спя тихо под туманным покровом ночи, у

меня есть это беспокойное чувство, глубоко в моей груди. Это то, что гложило меня весь