– Старший брат или младший?– спросила я, когда он толкнул скрипучую металлическую дверь.

– Старший.

Я стояла снаружи, когда он вошёл в ангар. Там было темно и пахло сыростью.

– По возрасту, может быть. Но ты старше психологически, не так ли?

Огромный рюкзак приземлился около моей ноги с глухим стуком.

– С чего ты это взяла? – его голос будто отразился эхом.

Я отступила в сторону, на случай, если полетит что–нибудь еще, например, острый снаряд.

– Личный опыт.

– У тебя тоже есть старший брат?

Он кинул другую сумку.

– Нет. У меня младший брат. Я просто узнала этот покровительственный взгляд. Я живу с ним.

Я отошла в сторону, когда он выходил из ангара. Казалось, он не знал (или ему было все равно) про личное пространство.

– Твой брат все ещё живёт дома?

– Нет. Он переехал.

Кэллам закрыл дверь и запер ее на ключ.

– Вы все ещё видитесь?

– Да, конечно.

Его плечо поднялось, когда он клал в карман ключи.

– Каждую субботу во время часов посещения исправительных учреждений.

Он ещё раз пожал плечами, но по его голосу я могла сказать, что ему было далеко не так все равно, как он хотел бы показать.

– Надеюсь, ты лучше оберегаешь своего брата, чем я.

Я переминалась, не зная, что сказать. Я никогда не была в ситуации, когда человек сообщал, что его брат в тюрьме.

– Мы все делаем свой выбор, – ответила я.

Кэллам подбросил пакет так, будто в нем лежал зефир.

– Тогда позаботься, чтобы твой брат сделал лучший выбор, чем мой.

Я схватила сумку, предназначенную для вожатого–ученика. Я наблюдала за его действиями и все повторяла, стараясь не показать, что я не имею понятия, как поладить с этим грубияном. Раньше я бывала в походах, но в школьных, с рюкзаками, набитыми бутылками с водой, аптечкой и неприкосновенным запасом батончиков. Так что я никогда не ходила в настоящие походы.

– А что с твоим отцом? Какой он?

Он наклонился вперед и застегнул ремни на бедрах.

– Не знаю. Спроси его. Если сможешь найти его, чего не смогли сделать ни моя мать, ни штат Калифорния со времён, когда он ушел от нас, решив совершить благородное дело, не став выплачивать алименты.

Он говорил так, будто речь шла о недавно просмотренном фильме – крайне сухо. Это сбило меня с толку. То, как я узнала о грязных секретах Кэллама меньше, чем за сутки после нашей встречи.

– Должно быть, это паршиво, – сказала я, мысленно врезав себе за столь провальный ответ. – Мне жаль, – едва. Ли. Лучше.

Кэллам ответил, пожав плечами.

– Жаль из–за него? Нам лучше без него. Кроме того, мать всегда сама занималась нашим воспитанием.

Он легонько подтолкнул меня локтем.

– Бен сказал мне, что ты здесь со своей семьей. Это должно быть круто.

Я дважды оценила его выражение лица, прежде чем убедиться, что он не шутит.

– Эх, «круто» – не то слово. Вообще.

Он оглянулся, удивившись.

– Если бы не младший брат, я не могла бы представить лучшей летней работы, чем проведенной вне штата и вдали от родителей. А ещё лучше, вне этой планеты.

– Так ты говоришь, что у вас великолепные отношения?

Он проверил ремень на груди. Она была шире, чем у большинства парней его возраста. Не то чтобы я разглядывала.

Я улыбнулась, глядя под ноги.

– О, да.

– Так все в порядке?

Он подошёл ближе, когда я неуклюже пыталась справиться с ремешком. Он вставил его на место.

– Скорее, все не в порядке, – я кашлянула, пока он застёгивал ремни на моих плечах. Рюкзак стал намного легче, когда он прикрепил его к ремням. Теперь я не чувствовала себя так, словно в меня мизинцами вцепилась горилла, казалось, коала обнимала мою спину.

Нужно сменить тему разговора. Если буду говорить о семье, то разрыдаюсь. А я соблюдала политику не плакать перед незнакомцами.

– Как какой–то парень из Инглвуда стал главным вожатым в лагере Флагстафа?

Он взглянул на меня и тут же отвернулся. После вчерашнего зрительного контакта он избегал этого сегодня.

– Его мама привела сюда его и его брата, когда они были детьми, и он понял, что на открытом воздухе намного лучше, чем на игровой площадке в школе.

– Продолжай.

– Она лучшая.

Он расстегнул манжеты своей фланелевой рубашки и подкатил рукава до локтей, улыбаясь. Редкие парни сказали бы такое о своей маме, боясь, что посчитают маменькиным сынком. Но меня восхищало то, что ему было все равно.