Вряд ли президент России имел в виду создание нового канона, этого не удалось достичь и в советское время, несмотря на все приложенные усилия (в своих последующих высказываниях по этой теме Путин не использует эту лексику, если это, конечно, не было фрейдистским ляпсусом). Канон не допускает альтернативного видения вне себя, а история, как и все гуманитарные дисциплины, призвана воспитывать критическое мышление, а не политкорректное клакерство.

Интерес Путина к истории не спорадичен, он порожден его политической философией, проявившейся еще во время его первого президентского срока, и исповедующей максиму/мантру Александра Солженицына о «сбережении народа», или построении патриотической вместо советской идеологии. Забота о памяти нации становится неотъемлемой частью внутренней политики Россия именно при Путине, и выражается не только в периодическом контроле исторического образования, но и в создании новых национальных праздников, новых национальных героев [97] , новой патриотической концепции, подход которой директивен.

Директивный подход к патриотизму – еще 16 февраля 2001 г. была опубликована первая государственная программа «Патриотического воспитания граждан Российской Федерации на 2001–2005 годы». Программа предусматривает военно-патриотическую систему воспитания, причем в этом тексте упоминается еще о «противодействии искажению и фальсификации истории Отечества» [98] .

После постановления правительства была создана концепция патриотического воспитания граждан Российской Федерации, опубликованная в 2003 г. с официализацией понятия «малая Родина» [99] .

Каждую пятилетку принимается новая, дополненная патриотическая программа, при этом учреждается и памятная медаль «Патриот России» [100] .

Помимо тонн бумаг с повторяющимися определениями результатом этого административного подхода к патриотизму является стимулирование краеведческих исследований, организация государственных межрегиональных конкурсов «малая Родина», посредством чего возрождается интерес к местной истории в провинциях Российской Федерации.

Если внутренней причиной особого внимания Путина к истории являлась разделенная философия Александра Солженицына, то внешнеполитическая представляет собой попытку подмены памяти о Победе 1945 года в официальной лексике Европейского Союза (особенно в бывших советских прибалтийских республиках, не скрывающих свои симпатии к нацизму, и в Польше, в постсоветском лагере – в Грузии при Михаиле Саакашвили, а также и в Украине). В последней, по мнению президента, находящегося у власти, при Викторе Ющенко коллаборационист Степан Бандера был объявлен национальным героем, тогда как Виктор Янукович низвергнул его с украинского пантеона.

В последние годы в России наблюдается последовательная внешнеполитическая зависимость в принятии политических решений об исторической памяти. Внешнее давление, распознаваемое российскими современными консерваторами (Сергей Нарышкин, Наталия Нарочницкая, Игорь Панарин и др.) как «информационная война», а также «сетевая война» (Александр Дугин), в сущности, представляет собой естественную трансформацию Холодной войны, и в настоящее время выражается в борьбе за культурно-политическое влияние далеко за пределами политических границ.

Таким образом, и поиск «канонической» истории во имя патриотического образования постсоветской России начался задолго до предложения Путина о создании единого учебника истории в 2013 г.

Вопрос о едином учебнике истории, однако, заключается в том, не воспримет ли российская бюрократия буквально слова президента о «канонической» истории, и в своем рвении выполнить очередную директиву, немногим отличится от местных властей в Пензе и других городах, покрывавших деревянные дома по пути олимпийского огня в 2014 г. полотном для декорации фасадов. Воссоздание мифических «потемкинских деревень» времен Екатерины Великой в конечном итоге превращается в архетип чиновнического поведения в России.

Академическая общность скептически восприняла идею создания единого учебника истории России, несмотря на то, что речь шла о средней школе, а не об университетском уровне, что было бы уже идеологическим подходом. На уровне средних школ преподавание истории является частью неизбежного создания национальной мифологии, которое держит общество как одно целое – иррациональное, но целое, тогда, как роль университета – разрушение этих мифов, это, однако, является усовершенствованием знаний посвященных, т. е. историков и гуманитариев, которые далеко не составляют большинство нации.

В этом смысле идея единого учебника для средних школ не является ни еретической, ни мракобесной, каждое государство хранит свою память в зависимости от своих национальных интересов, создавая свой государственный историко-культурный стандарт. Не случайно, что первоначальная идея «единого учебника» плавно перешла к «единой концепции» учебников, а не учебника истории, на что особое внимание обратил акад. Александр Чубарьян [101] . Бывший директор Государственного архива Сергей Мироненко рассказал, что слово «единый» его «отталкивает», и его следовало бы заменить «базовым учебником, который рекомендуется как точка зрения государства на отечественную историю… но учитель должен иметь право выбора… и там должны найти свое место и архивы» [102] . Споры вокруг создания российского исторического стандарта школьного преподавания обрисовывают несколько разделительных линий в исторической общности – той, которая пишет учебники, и той, которая преподает в школах.