— Любишь? — Усмехнулся он. Обидно и сухо. — И насколько хватит этого твоего «люблю»? Месяц, два, полгода? — Сдавленно смеяться продолжая, Литнер на меня оглянулся.

— Может, и больше. — Будто не замечая иронии в его словах, совершенно искренне отозвалась я, а он согласно кивнул.

— Может. — Какое-то скользко звучащее предположение выдохнул. — А, может, и нет. — Тут же добавил, заставляя меня криво улыбаться. — И Алёна тоже любит.

— Алёна? Кто это?

На этом Литнер не сдержался и рассмеялся в голос. Смех получился вызывающим и злым.

— Невеста моя! — Пояснил несмотря на абсурдность ситуации. — Она тоже любит, Рит! Но тебя это, конечно же, не интересует, так?

— Она не любит. Ей удобно. — Возразила я. Впрочем, без особой уверенности и без желания в этом Литнера убедить. — Общие цели, общие интересы. Знакомые тоже общие. Не брак, а союз. — Её терминологию применила. — Потом будет общий банковский счёт, общая кухня, тапочки, стоящие ровной чередой на обувной полке.

— А ты хотела предложить что-то принципиально иное?

— А я не ношу тапочки! — Вызывающе ответила, не понимая, откуда этот вызов взяла, из каких глубин вытащила. Литнер смотрел на меня особенно долго. В итоге всем корпусом развернулся, напротив меня становясь, голову набок склонил, словно примеряясь.

— Нет здесь никакой любви. — Заключил в итоге и, не чувствуя за собой вины после подобного приговора, равнодушно и будто устало вздохнул. — Каприз есть, прихоть, желание что-то и кому-то доказать. Только вот «что?» и «кому?» разобраться забыла. Думала, что всё в этом мире поддаётся твоим надутым губкам, слезливым глазкам? — Однобокая улыбка заставила зябко поёжиться, но обхватывать себя руками, признавая слабость, я хотела меньше всего на свете. — Что же, очень не хочется быть тем, кто тебя разочарует, но это действительно не так. Я не буду делать то, чего тебе так хочется! Я не буду идти у тебя на поводу только потому, что ты считаешь меня виноватым в собственных бедах! Хочешь ломать свою жизнь — ломай! Меня только в это не впутывай… — Тоном вроде как просил, а на деле давал понять, что приказывает.

— Не буду. — Как и всегда, совершенно честно заверила я.

— Любит она!.. — Брезгливо хмыкнул мужчина, отчего-то уходить не спеша. — Любовь делает людей счастливыми, заставляет глаза светиться. Ты похожа на счастливую? А я, я счастлив? Нет? Что молчишь?! — Обвинительно выкрикивать принялся и, верно, едва себя сдерживал от того, чтобы хорошенечко меня не тряхануть. — Иди домой, Рита. — Неодобрительно головой покачал. — Иди домой и займись чем-нибудь действительно полезным.

— Хорошо.

Наплевав на любые предрассудки, на то, что Литнер подумает наплевав, я всё же вжала голову в плечи и к парапету подалась, практически равнодушно принимая холод металла. Глаза закрыла, пытаясь сосредоточиться на чём-то очень-очень важном, вот только ничего подобного во всём своём существовании разглядеть не смогла.

— Ты давно здесь? — Я дёрнулась, на звук оборачиваясь.

— Я думала, ты ушёл… — Пропустила сквозь себя неудержимую дрожь от непонятного облегчения, но быстро справилась и сглотнула, всё лишнее отпуская.

— И почему в таком виде?

Выразительно посмотрел Литнер на не по сезону лёгкую толстовку, на широкие штаны, на кроссовки.

— Я справлюсь. — Ответила невпопад, но он это проглотил и, чему-то отстранённо кивнув, к пешеходному переходу направился.

— Ты скажешь отцу? — Испугалась я, а Литнер обернулся и с явным раздражением выкрикнул:

— Нет! А должен? — Зло скривился, опасно голову в плечи втягивая. — Научись решать свои проблемы сама, милая! — Посоветовал и на этом ушёл.

Из окна на восемнадцатом этаже он всё же выглянул. А через мгновение опустил жалюзи, не желая даже мысли допускать, что я могла здесь остаться. Легче мне действительно стало. И от своего признания, и от его слов. А ещё захотелось уехать. Непременно сегодня. Вот с этими обломанными крыльями, с несбывшимися надеждами, мечтами. Уехать далеко. Может, даже домой. Это сейчас казалось идеальным выходом. Совершенно правильным решением. Вот только бы надышаться напоследок…

Я так и стояла, плотно прижимаясь к чугунным фигурным перилам, разглядывая разрушенную паутину — следы не так давно ушедшего бабьего лета. Порой взгляд нехотя сползал на мутную воду, на ленивую волну, на людей, что с другой стороны канала вот так же бесцельно наблюдали за неизменной картиной. Почему-то казалось, что думаем мы сейчас об одном и том же. Или об одном и том же не думаем…

Ноги едва не подкосились, когда на плечи обжигающим теплом упало серое пальто с тем самым запахом, который сейчас отчего-то казался родным. И сердце биться перестало, когда сильные руки крепко прижали к мужской груди, надёжно удерживая с боков.

— Какого чёрта… — С болью выдавил он из себя слова. — Какого чёрта ты всё это делаешь?! — Прокричал, оглушая, и будто в панике принялся меня ощупывать. Лицо, шею, от холода потерявшие чувствительность руки. — Неужели ты ничего не понимаешь, не видишь, не чувствуешь?.. — Внимательно вглядываясь в моё лицо, нахмурился Литнер.