— Прилягте, я посижу, — сказала я ей.

Женщина вздрогнула, обеспокоено глянула на сына и сонно спросила:

— Что?

— Поспите, я посижу.

— Да, надо бы, — снова глянула на сына.

— Комната в конце коридора свободна.

— Спасибо, — сказала она и встала в кресло, а я заняла её пост возле Вильяма. Женщина ушла, что-то сонно бормоча и потирая лоб.

Вильям немного изменился. Прошла бледность, и он уже не напоминал мертвеца. Я дотронулась до его руки. Уже не такая холодная. Я смотрела на его лицо, закрытые глаза, на губы… надо было захватить его вещи, когда ходила к леди Мёртв.

Напольные часы громко тикали в установившейся тишине, а лампа на столе отбрасывала желтые круги на стены и пол. Тени прятались по углам.

Я сидела и перебила его пальцы, гладила ладонь… Мне всё не давала покоя его фраза «живи дальше»! Он ведь говорил, что не может найти своё тело. А что если он не чувствует связи? Тьма сказала, что он даже если вернется в тело, то оно слишком слабо. Но сейчас целитель залечил все его раны и синяки. Я положила ладонь ему на грудь. И резерв восстанавливается. Что если он не может самостоятельно найти тело?

На меня стала накатывать паника!

Что если не достаточно просто привести его физическую оболочку в норму?

И я побежала в комнату за книгой, обыскала всё и нашла её в своём кабинете, лежащей поверх других бумаг, вернулась обратно, уселась в кресло поудобнее и собралась повторить свой прошлый манёвр.

Кольцо тут же нагрелось до одури, кожу пекло, но как бы я не старалась, снова стать Тень у меня не получалось. У меня слезы на глазах были от досады. Проделать такой путь, надеть брюки, в конце концов, и чтобы он лежал вот так вот овощем? У меня сердце кровью обливалось от подобных перспектив. Тьма говорила три-четыре дня. У меня есть ещё время. Почему Вилли?

Я сделала небольшой перерыв, опустила руку с кольцом в воду, охлаждая его. Кожу под металлом пекло. И попробовала снова и снова, продолжая вливать магию, пока мне на плечо не легла когтистая рука.

Я вскрикнула, вскочила с кресла, отбежала к окну. По щеке катились слезы от боли, но в метре от меня стояла Тень, а за ней Тьма. И выглядело это, словно мать привела своего нерадивого сына… я вытерла слезы.

Тень нерешительно подошла к кровати и замерла, глядя на тело, словно раздумывая, стоит ли возвращаться.

— Вилли! — взмолилась я, и Тень нырнула в тело, как это сделала я.

— Молодец, что позвала. Он был уже почти у грани и откликнулся, только на твой зов, — услышала я в голове женский голос, а затем Богиня ушла. Я даже не успела сказать спасибо.

Вильям захрипел, жадно начал вдыхать ртом воздух и кашлять и кашлять.

— Вилли, — снова произнесла я, чувствуя, как гора сваливает с плеч, облегчение от его пробуждения, легкость, которой так отчаянно не хватало все эти дни.

— Вилли, — я присела на край кровати, налила в стакан воды и помогла ему выпить.

Карие глаза были темнее обычного, грудь его ходила ходуном: вдох — выдох, а в глаза было столько изумления!

— Олли, — наконец прохрипел он, и у меня снова покатились слёзы.

— Всё хорошо, — сказала я, сжимая его руку, растирая её. У меня-то тело затекло после таких вот путешествий, то у него, наверное, ещё хуже состояние. — Ты здесь.

Он что-то ещё пытался сказать, но из горла вырывались хриплые звуки, а тело его трясло, кожа покрылась мурашками.

— Тебе холодно, — догадалась я и сходила к шкафу за пледом, а потом заботливо укрыла его. Провела ладонью по щеке, не скрывая своей радости и восторга. Такая нежность затопила сердце, что я склонилась и поцеловала его. Его щетина колола мне щеки, палец пекло, но это ничто по сравнению с тем, что он жив!

Я просидела с ним ещё около часа, прежде чем его перестало знобить. Всё это время я держала его за руку, которую он сжимал. А на левой руке мне пришлось сдвинуть кольцо ближе к сгибу пальца, практически на середину, потому что ожог пёк неимоверно!

Я потеряла счет времени, потому что раньше оно было важно, а сейчас даже громкое тиканье часов не принималось во внимание.

За окном наступил рассвет, и дом потихонечку начал оживать. Проснулись слуги, и чувствовалась их возня в коридоре. А я желала, чтобы в комнату никто не заходил и не нарушал этого нашего уединения. И я как — то пропустила момент, когда он совсем пришёл в себя. Просто поймала его осмысленный взгляд, и улыбку на его губах.

— Олли, — сказал он, а затем попытался сесть на кровати.

— Лежи! — просила я, но разве он меня послушал?

Сел на кровати, откидывая плед, и сгреб меня своими ручищами в охапку. Я уткнулась носом в его ключицу.

— Спасибо, Олли, — шептал он мне в макушку и целовал лоб, нос, висок, щеки, губы. А у меня слезы текли от радости, и я обнимала его так крепко, как только могла. Мой Вилли, и только мой! Никому не отдам!

— Миледи… Ой! — раздался голос дворецкого, а затем хлопок двери. И мы тут же заулыбались.