— Нет! А лучше Пети нету. Посиди со мной. Помирись с ним, ладно? Он ни в чём перед тобой не виноват. Он такой хороший! Он так меня любит, а я сегодня чуть…

— Даже слышать о нём не хочу! Ты завтра когда будешь дома?

— Весь день.

— А школа?

— Ну её! А что?

— Да так, ничего — хочу тебя кое с кем познакомить.

— Я же в постели целый день проваляюсь!

— Это даже лучше. Значит, не смоешься.

— Гоша, ты здесь? — заглянула в дверь мама. — Твои товарищи уже собираются уходить. Выйди, попрощайся.

Гоша, выходя, распахнул дверь пошире и выставил на обозрение своим приятелям сестру, сидящую в постели. Ангелина, разъярённая такой наглостью, схватила со стола увесистый учебник, чтобы запустить им в компанию, но появившаяся мама прекратила это безобразие: закрыла дверь и потребовала у Ангелины немедленно показать ей горло.

Ночью Гелька, привыкшая к больничному "рыхлому" режиму, спала плохо. Она просыпалась и лежала без сна, сонно прислушиваясь к кошачьему мурлыканью и глядя в потолок. Двое любили её, любили сильно: Борис, слишком взрослый для неё, пугающий и загадочный, которого она ужасно раздражала, который сердил её и доводил до слёз, но так притягивал, что она теряла голову, и Петя — мягкий и надёжный, такой близкий и невыразимо нежный. Она выбрала его (или он её), и другому её выбор нанёс жестокую неизлечимую рану. Она чувствовала это! Что было поделать? Ни разум, ни сердце не могли ей ничего подсказать. И она не знала, когда сможет разобраться в себе настолько, чтобы отношения с мужчинами представились ей ясными и понятными. Знала лишь, что отныне в каждом её поцелуе с Петей будет привкус её вины.

Она проснулась, когда бахнула неплотно прикрытая форточка, в окно хлынул холодный воздух, и кто-то набросился на неё, схватив за плечи. Перепуганная Гелька открыла глаза, и, отпустив её, Борис Витальевич обессилено присел на кровать.

— Я стучал в окно, вы не открывали, и я подумал, что… Простите, что напугал, и… за окно.

Ангелина не могла прийти в себя, сердце её колотилось. В комнату из коридора влетел встревоженный шумом Гоша и затормозил при виде врача. — Это вы? Как вы сюда?.. — он глянул на распахнутое окно, на Ангелину, и что-то понял.

— Борис Витальевич, — прошептала она, глядя на побледневшего брата.

— Ничего, иногда шок — это даже лучше, — Борис встал и выволок потрясённого Гошу из комнаты.

Ангелина понимала, что врач должен поговорить с её братом наедине, поэтому, как ей не хотелось побежать следом, она заставила себя сдержаться, и через полчаса Полетаев вернулся к ней в комнату.

— Мы с Георгием уходим ставить "защиту".

— Как он? — встревожено спросила Ангелина, и Борис подошёл ближе.

— Сильный шок, но с этим я справлюсь, я уже знаю, как с ним разговаривать. Редик правильно поступил, когда запретил вам откровенничать с братом. Вы остаётесь одна?

Гелька кивнула.

— Давайте я вас напоследок проверю, — врач встал над кроватью. Ангелина ощутила покалывание от интроспекции и инстиктивно сжалась: это ощущение ассоциировалось у неё теперь с нападением.

— Оставайтесь в постели — вы в минимуме, — посоветовал Полетаев. Он не смотрел на неё, и Гельке показалось, что его что-то расстроило. — Может, вам что-нибудь надо?

Не просить же врача подать ей завтрак в постель: Ангелина покачала головой.

— Прощайте, Эльга.

Борис закрыл форточку и вышел, а Ангелина ощутила пустоту. Почему он так её назвал? Как глупо она с ним разговаривала! И чем-то расстроила. Неудовлетворение от расставания было таким сильным, что Гелька готова была броситься вдогонку, чтобы объясниться и как-то исправить положение. Но это было бы ещё глупее. Не известно, как долго бы она ещё рефлексировала таким образом, но её заставил вылезти из постели стук в дверь. Кто-то нетерпеливо умоляюще тарабанил, не догадываясь позвонить.

— Гелька! — ввалилась в прихожую Янка, которая говорила почему-то трагическим шёпотом. — Знаю, что ты должна быть в школе, но подумала, "а вдруг", и угадала. Выручай! Сэм сегодня может всё утро побыть со мной, а у меня мама выходная. Можно, мы у тебя побудем немного? Ты же сама? Мы только на часок и свалим.

Просьба была такая неожиданная, что Гелька растерялась.

— Ну, пожалуйста, в кафешке не… пообщаешься.

— Да, конечно, — опомнилась Ангелина.

— Спасибо! — кинулась ей на шею Янка. — Ты чудо! Сэм, заходи! — она выглянула на площадку, подзывая кавалера. Ангелина с интересом ждала появления нашумевшей Янкиной большой любви. В дверях показалась белая куртка. Ангелина побледнела. "Он так на меня смотрит…" Синие джинсы, белые кроссовки. Она ещё успела подумать: не холодно ли ему в кроссовках? Парень откинул капюшон… Это был он. Белый. Фидер. Гелька оцепенела, сознание раздвоилось, она была, как в кошмарном сне: главарь фидеров у неё дома под ручку с лучшей подругой.

— Мой Сэм! — повисла на парне Янка. — Ты нас пустишь в Гошину комнату?

Парень кивнул, иронично улыбаясь. Как лицо может быть одновременно таким наглым и беззащитным?.. Ангелине казалось, что она сейчас потеряет сознание.

— Ты что? — обеспокоилась Янка бледностью и затянувшимся молчанием подруги. — Плохо себя чувствуешь? Ты почему сегодня дома? Заболела?

Ангелина кивнула. Фидер усмехнулся: ещё бы! он отлично знает причину её болезни. Должно быть, вообще, удивлён тому, что она осталась жива.

— Наверное, Ангелину нужно напоить чаем, — участливо предложил он.

— Да! — спохватилась Янка. — Я сейчас всё сделаю. Идём?

Парень не стал разуваться, и Янка виновато посмотрела на Ангелину, но та лишь отметила это про себя, как его предосторожность: вдруг ему придётся уходить через окно — не оставлять же обувь в прихожей. Пара метров до кухни показались ей бесконечными. Ангелина лихорадочно пыталась найти какой-то выход, но пока не могла даже осознать до конца происходящее. Больше всего ей сейчас хотелось лечь (она так устала!) — лечь, заснуть, проснуться и обнаружить, что всё это ей приснилось.