— Вчера вы остановились на телефонном звонке от Джо. Но прежде чем вы продолжите рассказ, Майк, скажите: не будете ли вы против, если уже слышанная вами музыка зазвучит в нормальном исполнении?

И не дожидаясь ответа, доктор коснулся пульта. Нежная мелодия, дотоле натужно выпиливаемая аутентистами из неподатливой сучковатой древесины, полилась мягко и чисто. Неведомый Майку пианист касался клавиш, и мотив то серебрился грустью, то вскипал весельем — но так деликатно и трогательно, что хотелось плакать, жалея о несовершенстве мира; гладить пушистую, преданно глядящую собаку и одновременно с тем жить долго, беззаботно и счастливо.

— Это Бах, — сказал психиатр. — Тридцать вариаций, написанных для русского посланника. Продолжайте, более я вас отвлекать не стану…

* * *

Звонок Джо застал Майка врасплох. Его обещание позвонить не забылось: Майк ждал и даже готовился — ведь не зря же ему довелось поддерживать свои серферские навыки в бассейне с искусственной волной, а шрамы на спине — маскировать огромной и плотной татуировкой. Но работа так поглотила его, что голос Джо в первую секунду показался незнакомым, а предложение махнуть на остров Гаити в Доминиканскую республику выглядело как непозволительная насмешка над его величеством Бизнесом.

Любому делу присуще свойство разрастания. Бизнес же, являясь всего-навсего процессом добычи хлеба насущного, умеет взрастить в человеке манию величия. Самовлюбленный бизнесмен о своем куске хлеба говорит с придыханием, о слое масла вещает с апломбом; о планах же по украшению бутерброда икрой суеверно помалкивает — дабы не сглазили завистники и не воспользовались конкуренты.

Майк тоже умел увлечься работой — но превращать доходное дело в смысл жизни? Уж увольте! С Джо они договорились моментально. Встретиться решили в Энкуэнтро. В отсутствие Джима Джо предложил обращаться к нему по-русски. Как звучит Джозеф в переводе на тартарское наречие?

— Иосиф, — ответил Майк. — В народе говорят Осип. Можно ласково: Ося. Но у нас принято величать по имени-отечеству. Какое имя у твоего отца?

— Константин.

— Значит, по-русски ты Иосиф Константинович. А что? Никто и не догадается, что такое имя может принадлежать шотландцу…

Произнести такое Джо не умел и от нововведения предпочел отказаться.

Про Энкуэнтро Джо сказал твердо: это самый востребованный у серферов пляж Доминиканы. Так что после тринадцатичасового перелета от Москвы до Санто-Доминго Майку пришлось еще пять часов трястись в автобусе до Энкуэнтро.

В самолете его развлекал разговорчивый попутчик.

— Куда летишь, братан? — бесцеремонно спрашивал хорошо кормленный дядька, сидевший через проход. — Нырять? Тунца ловить? Серфить?

Озадаченный Майк задумался, как ответить, чтоб и вежливо, и чтоб непрошенный собеседник отвязался, но дядьке его ответы не требовались. Он горел желанием учить и наставлять. У него там домик на берегу, маленький, пятьсот метров всего, зато с бассейном; он везде был и все знает.

Вообще-то, в Доминикане делать нечего и негде, зря он этот дом в Пунта-Кане покупал. За территорией Пунта-Каны реально стремно: могут обокрасть — мачете к горлу и не рыпнешься, или еще чего похуже устроят. Тут дядька причмокнул, то ли вспоминая некое приключение, то ли предвкушая его.

— Бдительность, братан, — словоохотливость просыпалась в спутнике после каждого выпитого стаканчика водки, — и еще раз бдительность! И осторожность.

— Котлы, — и дядька выразительно звенел браслетом розового золота с привешенным к нему устройством для производства впечатления и отсчета времени, — ложи в сейф в отеле. Хотя и там жулики сопрут…

Майк с сомнением глянул на свои часы с черным пластмассовым ремешком и изрядно потертым корпусом. Барометр и компас помимо минут и секунд — это ценно, но не для воров…

— Бумажник, карты там, кэш, — для пущей наглядности сосед вытащил из кармана небольшую пачку долларов, сложенных пополам и скрепленных серебряным зажимом, — с собой не таскай. Такси — только по месту. На экскурсию тачку не нанимай: пока вы едете, он позвонит, предупредит — там встретят так, что не отмажешься… Только группой и только автобусом.

Именно автобусом Майк и собирался ехать из аэропорта — правда, не экскурсионным, а обычным рейсовым — но соседа в свои планы посвящать не стал. Тем более что тот принял еще стаканчик, и его потянуло на рассуждения с моралью. Дескать, в Пунта-Кане скучно, зато чисто и приличия соблюдаются, ну, а кому интересны эти нищие туземцы и их вонючие трущобы?

В общем, толком поспать в самолете не удалось, и в автобус Майк садился уставшим и раздраженным. Жару поддала милая — по здешним стандартам — девушка, делившая с ним одно сиденье. Всю дорогу они жалась к Майку раскаленным то ли от рождения, то ли от страсти бедром — да так, что на одном из поворотов едва не выдавила спутника в окно.

Уже потом пришла догадка: таким способом она защищала свою потенциальную добычу от других хищниц: все-таки он был единственный белый — а значит американец, а значит богатый — не только в автобусе, но, по-видимому, и на всем маршруте.