Некоторая растерянность нарисовалась на лицах Якима и Перхурия, но если они и удивились такому, своего рода неуважению к ним, то виду не подали. Во всяком случае, обиды в их глазах не появилось.

— Литвин, — скорее всего, подумали оба, — что с него возьмешь…

Кстати, именно на подобную реакцию гончаров Дан и рассчитывал, упоминая, что он литвин.

Сразу, после такого «бурного» начала разговора, Яким отлучился на пару минут в дом… — Видимо, дать «комитету по встрече особо важных гостей», то есть домашним, «ценные» указания в связи с изменившимися условиями этой встречи, — догадался Дан.

Едва все уселись на завалинку у глухой стены жилища, как Дан сразу спросил у гончаров: — Вы носите свои горшки Домашу на Торжище, так?

Привыкшие к степенному, издалека, началу разговора, гончары немного «притормозили», а затем, почти синхронно, кивнули головами. Тогда Дан продолжил: — То есть, вы даете нам… — Заметив слегка недоуменный взгляд худощавого Якима, Дан пояснил: — Я являюсь подельником Домаша… — И повторил: — То есть, вы даете нам свои горшки на продажу?

Гончары снова слегка замялись, а потом кивнули.

— Так, вот, — буквально на полтона повысил голос Дан. И, сделав малепусенькую, но, все-таки, заметную паузу, четко, раздельно, произнес: — Мы… — Дан специально сделал ударение на «мы», чтобы у гончаров и близко не возникло сомнений по его поводу — … Мы предлагаем вам, тебе, Яким, и тебе, Перхурий… — Крепкий гончар с интересом смотрел на Дана, в отличие от Якима, слушавшего, опустив глаза и словно стесняясь — … не носить, более, свой товар на Торжище, а отдавать его нам сразу, здесь. — И быстро добавил: — Иначе говоря, мы сами будем забирать все, что вы сделаете. Но! Но, — снова сказал Дан. И подчеркнул: — Это очень важно! Вы будете делать свой товар без всяких узоров и ваших подписей и то, что мы скажем. — И Дан, тут же, поспешил объяснить свои слова: — Допустим, мы скажем — нужно сделать в первую очередь 10 горшков и 50 супниц, а потом уже все остальное — корчаги, кувшины и прочее. Это понятно? — спросил Дан. Невысокий Яким опять быстро кивнул головой, а Перхурий неторопливо промолвил: — Да, чего уж тут непонятного.

— Тогда второй пункт или «веди». Товар должен быть без всяких изъянов и, — Дан поерзал немного на завалинке, усаживаясь поудобнее, — забирать мы его будем по чуточку более дешевой цене, чем та по которой вы носили его нам на продажу, — Дан снова сделал ударение на слове «нам». — Однако, — сразу уточнил Дан, смотря на мгновенно нахмурившегося Перхурия и сморщившегося, будто съевшего какую-то гадость, и, оттого, ставшего чем-то похожим на нахохлившегося гнома из сказок, прочитанных Даном в детстве, Якима, — расчет мы будем производить в тот же день, когда будем забирать ваши изделия. И вам не придется ждать, пока изготовленные вами горшки, кувшины и тарелки раскупят. А еще, — быстро взглянув на задумавшихся Якима и, особенно, Перхурия, произнес Дан, — я тут посчитал, сколько вы, примерно, зарабатываете за месяц… — Дан нагнулся и подобрал острую щепу, лежавшую на земле — завалившуюся под бревно-завалинку. Затем разровнял ногой кусочек голой — без травы — земли перед собой… Краем глаза он заметил, как из-за угла дома вышла женщина средних лет, такая же худенькая, как Яким. Женщина опрятно одетая и в платке замужней жены. В руках она держала кувшин-жбан, явно тяжелый. За ней, хромая, болезненно тощий парень нес большие кружки. Женщина направилась было к ним, но Перхурий что-то шепнул ей, и она остановилась.

— Это то, что вы сейчас имеете, — на миг задержавшись, произнес Дан и нарисовал щепой на земле буквы кириллицы, затем поверх их провел черточки-титлы, переводившие буквы в разряд цифр… — к досаде Дана, новгородцы цифр, как таковых, не знали и пользовались, вместо них, буквами кириллицы с черточкой — титлом поверху. Каждая буква соответствовала определенной цифре, вернее, почти каждая буква… Это доставляло, поначалу, Дану массу неудобств, но пришлось приспособиться и делать все расчеты по-новгородски. Как и тогда, когда он на подворье Домаша говорил с Василием Казимером, новгородским тысяцким. Впрочем, для себя Дан, все равно, переводил все расчеты в привычные, так называемые «арабские», цифры. А на любопытные вопросы Семена, Вавулы и Зиньки — лишь Домаш не стал ничего спрашивать, только посмотрел, как Дан считает и одобрительно хмыкнул, мол, быстро — отвечал, что это такие цифры и научился он им далеко на юге, где жил одно время… — А, вот это, — сказал Дан, — то, что вы будете иметь, работая на нас, — и Дан нарисовал рядом с первыми двумя буквами-цифрами две другие буквы-цифры. — И это самое меньшее!

Яким и Перхурий настороженно уставились на нарисованные Даном закорючки. Дан видел, как моментально разгладилось хмурое лицо Перхурия и преобразился в большого ребенка Яким. А, из-за плеча Якима, как завороженная, уставилась на букво-цифры его жена, держа в руках полный жбан.

Дан улыбнулся и, засунув щепу, которой рисовал, назад под бревно-завалинку, громко попросил: — Можно кваску?

Женщина, смотревшая на цифры, вздрогнула и подняла голову. Ясноглазая, с сеточкой мелких морщин возле глаз, с выбившейся из-под цветастого платка русой прядью… — В молодости была очень красивой, — непроизвольно отметил Дан. — Хм, в молодости… — Он вспомнил, что понятие «молодости», к которому он привык в 21 веке, и молодость в нынешнем Новгороде — существенно различаются. — Ей и сейчас-то, вероятно, не больше 27–29, — мелькнула мысль в голове Дана, — и я не моложе ее, хотя и выгляжу другим.

— Подружья моя, — поспешил представить свою половину Яким, — Милена, и старшой мой — Павел.

— Кружки, — сказала женщина, — Павка, давай кружки!

Старший сын Якима шагнул вперед, слегка припав на искалеченную, вероятно в том происшествии зимой, с боярином, ногу, и поставил на обтесанный большой пень, служивший у Якима чем-то вроде дворового стола, простенькие и добротные кружки.

— Мужи новгородские, — напевно произнесла жена Якима, разливая жидкость из жбана по кружкам… — В голосе у жены Якима до сих пор сохранились нотки, присущие молодой девушке… — испейте квасу, на ягодах сочных настоянного.

— Как видите, разница почти в полтора раза, — сказал Дан, взяв в руки кружку и пригубив из нее чуток. Чувствовалось, в квасе кроме ягод — черники, голубики и капельки терпкости от клюквы, есть еще привкус какого-то растения, но какого Дан определить не мог. Не настолько глубоки были его познания во флористике. Однако этот привкус делал квас действительно необычно-вкусным.

— В полтора раза, — повторил Дан, — по сравнению с тем, что вы зарабатывали раньше. И вам не нужно заботиться о продаже своих изделий. Совсем не нужно. Единственное «но» — чтобы иметь такой доход, вам придется работать, как мы…