В общем, пока владелица щенка, рослая сисястая демонесса, выпучив глаза и широко раздувая ноздри, разглядывает мою Александру, Овечка уже лезет в вольер к щенку. У этой женщины не работает инстинкт самосохранения.

— Смертная? — шепотом интересуется демонесса. — Сладко пахнет. Поменяемся?

Строго говоря, она будет в убытке, если я приму предложение, потому что на здоровенной клыкастой роже цербера написано, что он чистокровка, прямой потомок того самого Цербера. И я понимаю, откуда растут ноги у ее предложения: моя Александра, как и ее щенок, тоже носит ошейник.

Блинский фиг.

Вот только угрызений внезапно проснувшейся совести мне не хватало.

— Локи? — Овечка выпрямляется и ничуть не морщится, когда цербер становится на задние лапы и лезет облизывать ей нос. — Можно я поменяю свое решение?

Я, конечно, понимаю, что она собирается попросить. Все-таки девочки — такие девочки. Только моя женщина захотела не котенка или енота, а домашнюю огнедышащую тварь. Что? Думаете, зачем я предлагал? Потому что, черт его все дери, был уверен, что не позже, чем через пять минут, вынесу Александру на руках прямиком в постель.

— Нет, — строго и довольно резко отказываю я.

Она недоуменно хлопает глазами, и — блииииин — у меня снова стояк, потому что ее удивленно-огорченные глазищи за стеклышками очков — это чистый афродизиак для меня. Хотел бы я преувеличивать, но где там.

— Ты же сам говорил… — лепечет она.

— Это была шутка, Александра. Если ты все посмотрела, нам лучше вернуться домой. У меня появились дела.

Нет у меня никаких дел, просто мне вдруг стало очень неуютно рядом с ней. И да, если думаете, что я трусливо поджимаю хвост, то вы очень близки к истине.

Она гладит щенка за ухом, перешагивает заграждение вольера и, не издав ни звука, подстраивается под мой шаг. Что за упрямая женщина?! Чего уж проще: построй мне глазки, поной, скажи, что будешь очень мне благодарна, и что я сделаю тебя счастливой — и щенок твой! Нет же, вместо этого молча идет рядом и пытается надуть Великого обманщика своей насквозь фальшивой улыбкой.

Хорошо, что мне нельзя ее трогать — и мои ладони, кажется, вот-вот врастут в карманы, а то бы я снова отходил ее по заднице.

Дома Александра первым делом бежит в душ и закрывается на защелку.

Погуляли, блин. Сегодняшний день стоит пометить в календаре, как день, когда начался отсчет моих последних бессмертных деньков.

Ну что, сыграем в угадайку еще раз?

Что я, по-вашему, делаю? Бегу к отцу и падаю ему в колени, умоляя передумать? Топаю в магазин безотказных возбудителей, накачиваю ими Овечку и затрахиваю ее до состояния «люблю-не могу»?

Нет, блядь. Я еду на чертову выставку и надеюсь, что треклятого щенка еще не забрали. А потом битый час уговариваю демонессу продать его, а не обменять на моего «питомца». Ну и на закуску эта тварюшка — я о щенке, хоть его хозяйке это прозвище бы тоже подошло — сжирает мой туфель прямо с ноги, а потом чихает огнем на рубашку. Хорошо, что от этого я точно не сгорю. Плохо, что далеко не вся мебель в моем доме огнеупорная.

В общем, когда я впускаю щенка в свою берлогу, а сам топчусь на пороге, раздумывая, куда бы податься, чтоб только подальше от Александры, меня глушит ее счастливый визг. Борюсь с искушением войти и собственными глазами увидеть затапливающий меня фонтан счастливых эмоций, но это лишнее — Александра выбегает к двери, мгновение смотрит на меня и…

Цербер все-таки сделал свое грязное дело, и Овечка запрыгивает мне на шею, но не с криками о помощи, а со сбитым взволнованным, нараспев:

— Ятебялюблюлоки…

Мне кажется, что ослышался, но прежде чем сцапать Овечку в охапку, она успевает упорхнуть и снова уносится в гостиную. А я стою в коридоре, разглядываю обрывки шнурка и драный носок и думаю о том, что домашний цербер, в сущности, не такая уж плохая идея. А с огнеупорностью можно справиться, только надо прямо с утра выписать пару жриц из храма и надеяться, что к тому времени моя квартира не сгорит.

Она сказала: «Я люблю тебя, Локи»?

Блин, что за несносная женщина. Почему нельзя было произнести это как все нормальные люди: с придыханием, влажными глазами и так, чтобы я сразу понял — к признанию прилагается феерическая ночь?

Кстати, когда первое замешательство проходит, я слышу странный запах. Нет, я не о том, что огнедышащая тварюшка уже успела пометить территорию, а о том, что в моей берлоге пахнет домашней стряпней. Знаю это, потому что одно время, после не самого приятного периода в моей жизни, я какое-то время жил с молоденькой вдовушкой — большой любительницей постоянно что-то варить, печь и жарить. Я тоже любил жарить… ее. Но не суть. В общем, сейчас в моем холостяцком углу такой же запах, даже еще лучше. Иду на него, как тот мужик из мифа за путеводной нитью Ариадны, и оказываюсь на собственной кухне, где я настолько редкий гость, что с трудом могу сказать, была ли месяц назад та же мебель или я что-то успел поменять в пьяном угаре?