Шрифт:
– Как, братцы, являются на форпосте? – спрашивал Пугачев.
– Ты как придешь к командиру, – говорили люди бывалые, – так он тебя спросит, откуда ты и что за человек? Ты скажи: я родился в Польше и желаю идти в Россию; тогда тебя не станут больше спрашивать, а если ты скажешься, чьим из России, то сделают привязку.
Пугачев так и сделал.
– Откуда ты? – спросил его майор Мельников.
– Из Польши.
– Какой ты человек и как тебя зовут?
– Я польский уроженец; зовут меня Емельян Иванов, сын Пугачев [228] .
228
Пугачев не скрывал своего имени и не назывался здесь пензенским купцом, как сказано в Чтениях (1858, кн. II), у Щебальского и других. До сих пор основанием для исследователей служили «Допросы Пугачева» (Чтения, 1858, кн. II) или, вернее, первое показание Пугачева, данное в Яицком городке 16 сентября 1774 г. Показание это напечатано с неверной рукописи и совершенно искажено: в тексте пропущены целые строки, переиначены собственные имена и название местности. Цифры правительственных войск и силы Пугачева также неверны: на с. 25 напечатано 100 т., а следует 10 т. заводских крестьян; напечатано 4 т. башкирцев вместо 400. Не имея возможности перечислять здесь все неточности, должно сказать, что на одном этом показании основываться невозможно. В Тайной экспедиции в Москве Пугачев от многого отказался, сознался, что много выдумал, и был уличаем на очных ставках своими сообщниками. Эти показания могут служить источником только при сличении их с показаниями других лиц. Еще большему искажению подверглись напечатанные в той же книжке Чтений: 1) дополнительное показание Пугачева и 2) допрос, учиненный государственному злодею и самозванцу Пугачеву в присутствии П.С. Потемкина 1774 г. октября со 2-го по 5-е число. Последний следует читать так: «Допрос, учиненный государственному злодею и самозванцу Пугачеву в присутствии генерала графа Панина и генерал-майора Потемкина октября со 2 по 5 число в Симбирске».
Командир форпоста приказал записать его имя в книгу и отправил в карантин, где его не раздевали, а заставили перейти через огонь, и потом доктор посмотрел ему в глаза.
– Ты здоров, – проговорил он, – но надобно тебе высидеть в карантине шесть недель.
В карантине Пугачев познакомился с таким же выходцем, как он, беглым солдатом 1-го гренадерского полка, Алексеем Семеновым Логачевым. Оба они признались друг другу: один – что он беглый солдат, а другой – что он беглый донской казак, и условились идти вместе на поселение на Иргиз, в дворцовую Малыковскую волость. «А как есть им обоим было нечего, то работали тут в Добрянке у жителя Косоротова баню» [229] .
229
Показание Пугачева 18 ноября 1774 г. Показание Логачева 13 декабря 1774 г. // Гос. архив, VI, д. № 512; Донесение казанского губернатора Брандта Сенату 21 марта 1773 г. // Там же, д. № 414.
По окончании карантина Пугачев и Логачев 12 августа 1772 года явились к майору Мельникову, от которого и получили паспорты [230] для свободного прохода на Иргиз. Не имея ни денег, ни запасов, они отправились к добрянскому купцу Кожевникову, часто приносившему в карантин милостыню, и получили от него на дорогу целый хлеб.
– Куда же вы теперь идете? – спросил Кожевников.
– Идем на Иргиз.
– Кланяйтесь там отцу Филарету, меня на Иргизе все знают.
230
Вот подлинный паспорт Пугачева, данный ему на Добрянском форпосте:
«По указу ее величества государыни императрицы Екатерины Алексеевны,
самодержицы Всероссийской и проч., и проч.
Объявитель сего, вышедший из Польши и явившийся собой при Добрянском форпосте, веры раскольнической, Емельян Иванов, сын Пугачев, по желанию его для житья определен в Казанскую губернию, в Симбирскую провинцию к реке Иргизу, которому по тракту чинить свободный пропуск, обид, налог и притеснений не чинить и давать квартиры по указам, а по прибытии явиться ему с сим паспортом Казанской губернии в Симбирскую провинциальную канцелярию. Тако ж следуючи и в прочих провинциальных и городовых канцеляриях являться; праздно ж оному нигде не жить и никому не держать, кроме законной его нужды. Оный же Пугачев при Добрянском форпосте указанный карантин выдержал, в котором находится здоров и от опасной болезни, по свидетельству лекарскому, явился несумнителен. А приметами он: волосы на голове темно-русые и борода черная с сединой, от золотухи на левом виску шрам, от золотухи ж ниже правой и левой соски две ямки, росту 2 аршина 4 вершка с половиной, от роду 40 лет. При оном, кроме обыкновенного одеяния и обуви, никаких вещей не имеется. Чего в верность дан сей от главного Добрянского форпостного правления за подписанием руки и с приложением печати моей, в благополучном месте 1772 г. августа 12». На подлинном написано: майор Мельников, пограничный лекарь Андрей Томашевский и каптенармус Никифор Баранов (Гос. архив, VI, д. № 413).
Пугачев запомнил это имя и впоследствии широко воспользовался поручением Кожевникова.
Из Добрянки Пугачев и его спутник направились в деревню Черниговку, к знакомому ему жителю Коверину, а оттуда к Осипу Коровке. Последний пенял Пугачеву, что так долго не приезжал, и, не видя сына, спрашивал: где он?
– Я сына твоего оставил в Ветке, – отвечал Пугачев, – нанял ему лавку и посадил торговать серебром. Теперь я поеду на Иргиз и там жить буду, а если там жить будет худо, то можно уехать на Кубань, куда ушли некрасовцы.
Коровка хотя и не поверил всем рассказам Пугачева, но, но усиленной его просьбе, дал ему пять рублей на дорогу и возвратил оставленную у него лошадь, на которой тот и приехал опять в Черниговку. Переночевав у Коверина, Пугачев и Логачев наняли соседнего жителя Алексея Родионова довезти их до села Казанки, но, отъехав от слободы Черниговки верст с тридцать, столкнули Родионова с телеги и сами уехали степями к Дону, переехали через реку на Медведицком перевозе и мимо Трехостровянской станицы проехали прямо в Глазуновскую станицу [231] . Здесь путники узнали все подробности происшедших в Царицыне беспорядков и о том сочувствии, которое было оказано Богомолову как со стороны царицынского населения, так и донских казаков. Никто не мог сказать только, какая судьба постигла человека, называвшегося императором Петром III. Таинственность, которой окружено было отправление Богомолова в Сибирь, была поводом ко многим нелепым слухам: по станицам войска Донского, в Царицыне, в Казанской губернии и даже в Сибири рассказывали, что назвавшийся Петром III бежал и скрылся неизвестно куда. Все эти рассказы подействовали на Пугачева, и под впечатлением их он торопился оставить Глазуновскую станицу и через Камышенку и Саратов приехал с Логачевым в Симбирскую провинцию, в дворцовое село Малыковку [232] .
231
Показание Ивана Коверина 11 декабря 1774 г. Показания Коровки 18 ноября 1774 г. Показание Логачева 13 декабря 1774 г. Показание Пугачева 4 и 18 ноября 1774 г. // Там же, д. № 512.
232
Ныне город Вольск, в Саратовской губернии.
Явившись к управителю, они предъявили свои паспорта.
– Вам надобно ехать в Симбирск и там записаться, – сказал управитель.
Пугачев и Логачев просили остаться в Малыковке на несколько дней, пока отдохнут их лошади. Управитель позволил, и они, не теряя времени, отправились в Мечетную слободу (ныне город Николаевск, в Самарской губернии), находящуюся в 100 верстах от Малыковки, искать раскольничьего старца Филарета, которого и нашли в скиту Введения Богородицы. Передав Филарету поклон Кожевникова, Пугачев прибавил, что он раскольник, был в Ветке и Стародубских раскольнических слободах. Филарет был очень рад и обласкал незнакомца. Среди разговора Пугачев узнал от Филарета о происшествиях на Яике и о положении казаков.
– Яицким казакам, – говорил Филарет, – великое разорение, и они помышляют бежать к Золотой мечети.
– Нет, – заметил Пугачев, – лучше бежать туда, куда бежал Некрасов.
Мысль воспользоваться неудовольствием казаков, подговорить их к побегу и сделаться их атаманом воскресла у Пугачева и казалась легко исполнимой [233] .
– Я поеду сам на Кубань, – говорил он, – и буду уговаривать к тому яицких казаков.
– Поезжай на Яик, – отвечал Филарет, – и скажи казакам, что ты можешь их провести туда; они с тобой пойдут с радостью, да и мы все пойдем. Если тебя на Яике не примут и ничего там не сделаешь, в Симбирск не езди; там хотя и запишут, но не скоро, а поезжай лучше в Казань.
233
Гос. архив, VI, д. № 460.
– Да ведь у меня и в Казани знакомых нет ни единого человека, – заметил Пугачев.
– У меня есть в Казани приятель, купец Василий Федорович Щолоков, он наш старовер, человек добрый и хлебосол. Буде я с тобой сам в Казань не поеду, так скажу тебе, где его сыскать, а там он за тебя постарается и попросит.
Пугачев поблагодарил Филарета и, чтобы вернее отделаться от отправления в Симбирск, просил его замолвить слово малыковскому управителю. Филарет согласился, и они вместе с Логачевым поехали обратно в Малыковку. По дороге, в селе Терсах, Пугачев купил пуд меду и, подарив им управителя, получил разрешение остаться в Малыковке до Крещения. Желая воспользоваться этим временем и побывать в Яицком городке, Пугачев решился расстаться с Логачевым.