Шрифт:
«А в гости приехал ко мне. Ну, и катись в таком случае к своему дедушке!», — подумал Джеральд, но вслух не сказал.
— Фил, что ты такое говоришь?! — возмутилась его мать, которой, должно быть, стало стыдно за сына.
— А ты была бы не рада, если бы твой отец оказался жив?
И леди осознала, что была бы, и правда, рада.
— Ну, да… Это было бы чудо самое настоящее! Но он неправ, пойми… Воровать человека, который даже, может быть, и не узнал тебя, спустя столько лет…. Это некрасиво, согласись…
— Да, конечно, это чудо! — в разговор вступил Стюарт. — Но чудес таких не бывает! Мне кажется, это жулик был!
— А повестка в суд? Там его имя, подписи все… Откуда жулик почерк знает? — возразила Конни.
— Жулики такие бывают на свете! Всякие! Среди них гении встречаются… Если он целью задался, то, что ему стоит почерк выучить, выяснить, какие у вашего отца были любимые выражения, какой была его жизнь, научиться подражать голосу…? Он вам такое наплетёт в случае чего, не заметите, как поведётесь!
— Да? — в голосе Джерри прозвучала надежда.
— Конечно! А если это чудо случилось, радуйся — у тебя отец появился!
— Да, — поддержала его Эйлин, — ты не представляешь, как это чудесно — обрести папу!
— Да он ж меня порвёт, папа этот! Не представляю, что ему от Адриана надо, но думаю, у него в планах подпортить мне нервишки! А то и жизнь сломать!
— Если порвёт, может, есть за что? — неожиданно спросила Фелиция.
— А то ты его не знаешь! Прицепится — не отвяжешься уже от него! Из-под земли достанет!
Стол в столовой Гарольда был длинным, вдоль него стояли стулья с высокими спинками, выше сидящего на них человека. Дед и внук сидели во главах стола напротив друг друга, а стол был такой длинный, что нужно было говорить громче обычного, чтобы на другом конце тебя услышали. Повсюду лакеи, слуги, без которых и шагу ступить невозможно. Но так уважительно с Адрианом не обращался никто и никогда в жизни. Люди будто бы почитали его только за то, что он есть. За ужином внук хозяина всего этого великолепия почти ничего не ел. Первый раз за все свои восемнадцать лет он позволил себе демонстративный поступок, выходку… Правда, никто не обратил внимания на его «демонстрацию», и все решили, что Его Светлость просто не голоден. В молодом человеке всё ещё что-то оставалось от раба, и ему казалось, что его похитили у хозяина, и сейчас нужно доказать свою верность, ведь за «неверность» ему всегда попадало по полной программе. И ещё Адриан беспокоился за тех, кто его любил — они, наверняка, в ужасе оттого, что произошло, не знают, что с ним, и где он.
После ужина Гарольд отпустил внука отдыхать. Было уже поздно. Слуги расстелили кровать. Перед сном дед пришёл к нему. Побыл он недолго, так как считал, что юноше надо отдыхать. На прощение он обнял его и поцеловал в голову:
— Спокойной ночи. Не бойся. Назад пути нет. Ты больше не принадлежишь ему, и ничего он тебе не сделает.
Дед будто бы прочитал его мысли.
— Спокойной ночи, — откликнулся Адриан.
Он прошёлся по комнате. Какая же красота! Но она нисколько его не радовала. Молодой человек присел на краешек кровати. «Они все говорят мне, что я не вещь, а человек, что больше не раб, но всё равно делают со мной, что хотят. Хотят, делят между собой, хотят, воруют…» — внезапно подумалось ему. «Не буду спать!» — решил Адриан. Это был его самый первый самовольный поступок и самый глупый. Первый каприз, первая гордость, первая глупость. Сколько так просидел, юноша не знал: может, час, может, меньше, а может, больше, но сон, в конце концов, сморил его. Он сам не заметил, как склонился поперёк кровати прямо в одежде и уснул.
Глава 7. Ты только мой!
Тёмный, мрачный, готический собор… Вокруг него — выжженная земля. К парадному входу ведёт аллея из высохших голых деревьев с корявыми ветвями. Адриан не хочет, но знает, что должен туда войти. Внезапно в тумане перед ним возник образ прекрасного принца в дорогих, старинных одеждах. Он подходит ближе и вдруг понимает, что перед ним зеркало, а красавец — его отражение. Оглядев себя, юноша видит, что одет в красивый наряд, красивый, но в такой, в каком, наверное, даже отец его дедушки уже не ходил.
— У тебя нет короны, потому что ты ещё слишком юн, чтобы быть королём, — раздался внезапно чей-то голос.
Адриан подошёл к костёлу, поднялся по полуразрушенным ступеням и только хотел взяться за ручку, как двери сами отворились, приглашая его войти. В полуразрушенную кровлю врывался лунный свет. На сиденьях лежал слой пыли. На полу невесть откуда взявшиеся осенние листья, увянувшие, уже черные розы и осколки разбитых витражей. Сквозняк. Клавиши органы нажимаются сами собой, но издают странные звуки, похожие на хриплое дыхание бродяг. На подсвечниках сами собой затухают и загораются свечи. Перед алтарём стоит гроб. С открытой крышкой. И на него падает лунный свет из разбитых витражей. Адриан подошёл к нему… Хотя и не хотел. И взглянул на того, кто лежал в нём… О, Боже! Он узнал в покойнике самого себя! Только одежда его была драная, та самая, в которой был, когда Фил вынес его из большого дома на окраине ранчо…. Адриан не мог пошевельнуться, сдвинуться с места. Внезапно пронёсся ветер, и юноша понял, что это — толпы каких-то крылатых, уродливых человекообразных существ, с отвратительными мордами и облезлыми лапами. Они стали носиться вокруг него, хватать его за руки, виснуть на нём, заглядывать в глаза, а он не в силах был пошевелиться. И тут понял, что на ногах и руках у него кандалы.
— До-о-о-о-обрый и прекрас-с-с-с-сный….
– шептали уродцы.
— Ты всего лишь раб! Раб! Раб!
— Жалкий раб!
— Внешне ты принц, а в душе все то же ничтожество!
— Осквернённый, поруганный ангел!
— Жалкий и грязный!
— Одно твоё прикосновение отныне очернит любого!
Так они издевались над ним и унижали его, как вдруг покойник встал из гроба, гремя кандалами и цепями, и взмыл. Адриан поднял голову и увидел, что это не его копия, а…Джеральд. Хозяин схватил его за горло.