Пруд, заросший ряской, тих и задумчив, и камыши сторожат покой огромных кувшинок. Утка с выводком утят изредка ныряет, выставляя вверх оранжевые лапы. Солнце движется к закату, удлиняя тени, и в теплом воздухе летнего вечера далеко разносится бой башенных часов Талассы.

Девочка водит палкой по воде, гоняя россыпь зеленой ряски...

Слёзы высохли. Она почти смирилась с потерей. Она забудет его в тот же день, как только он уедет.

Тихо шелестят ветви ивы, и она знает — это Рикард пришел за ней. Но она всё ещё зла на него.

Подлый предатель!

Он никогда не заходит в её убежище, ведь она обещала поколотить его палкой. А однажды даже утопила за это его саблю в пруду. Но сегодня он нарушает их договоренность...

— Мама зовет к ужину...

— Я не хочу есть.

— Мама расстроится, ты же знаешь.

— Уйди, я не хочу тебя видеть! Предатель!

— Послушай, — Рикард садится рядом, — я же не навсегда уезжаю. Потом я вернусь и... даже, если хочешь, я женюсь на тебе... при... определённых условиях. И больше не уеду...

— Женишься на мне? — она поворачивается к нему, не веря своим ушам.

Но сердце бьется часто и радостно, и она улыбается ему, чувствуя, что, будь у неё крылья, она взлетела бы от этих слов.

— При определенных условиях! — он смотрит на неё как-то странно, словно сочувствует.

— И при каких же? — она отбрасывает палку и смотрит на него с вызовом.

Он опять собирается её обмануть!

— Если ты будешь себя вести, как леди, и вырастешь красивой. Если у тебя не будет ободранных коленей и ссадин на руках, и если ты будешь уметь очень хорошо танцевать.

— Ты же опять соврешь! Ты обманешь меня! Ты всегда меня обманываешь! — восклицает она, глядя ему прямо в глаза.

— Давай поклянемся, если не веришь мне.

— Поклянемся? Кровью! И зеленым крыжовником!

Пусть он только попробует её обмануть! Он ведь ненавидит крыжовник... и лимоны. И если он соврал ей, она заставит его съесть целую корзину.

— Как скажешь!

Она снимает с шеи ожерелье, диск из двух половинок — золотое солнце и серебряная луна на цепочке, и разделяет его пополам. Это самое дорогое, что у неё есть, но ей не жалко.

— Ладно, ты будешь солнцем, так и быть, а я могу быть луной. Клянись, что не снимешь его, пока не вернешься...

...шепчет Кэтриона и открывает глаза.

— Я носил его все эти годы, Кэти, — ответил тихо знакомый голос.

Свечи ещё горят и комната та же, и плечо там, где укусила её змея, совсем онемело. Но она не одна. Рикард держит её в объятьях, и лицо его совсем близко, а в руках нож.

— Ты пришел убить меня? — прошептала она, не понимая, сон это или явь. — Я и так уже умираю...

— Глупая, я пришел тебя спасти...

Мир вокруг был зыбким, совсем как в Дэйе, и она не могла понять, где правда, а где бред, вызванный ядом. Почему она видит во сне девочку, танцующую вайху, и Рикарда, совсем молодого Рикарда? Что это за видения?

Колдовство, «нектар правды», вино и змеиный яд... Всё так смешалось...

— Ты настоящий? — спросила она, глядя ему в глаза.

— Да, Кэти. Я настоящий. А ты вспомнила нашу клятву? — он улыбнулся, и его пальцы коснулись её лица.

Она попыталась поднять руку, но та не слушалась.

— Нашу клятву? Какую ещё клятву? Я умираю, Рикард...

— Даже не надейся, Кэти! Сегодня ты не умрешь. И не шевелись.

— Но змея... Она меня укусила...

— Это не страшно. Я разбираюсь в змеях лучше этого недоумка и... я успел как раз вовремя. Яд этой змеи действует медленно, уж не знаю, почему он выбрал именно её. Возможно, потому что решил быть милосердным – этот яд, в отличие от ядов других змей, не болезненный. Так что, говорю тебе, не шевелись. Рука, конечно, будет болеть, всё-таки я торопился, и мерещиться будет всякое, но это пройдет.