Шрифт:
— Клянусь...
Они скрепляют клятвы кровью, как и положено. А зеленый крыжовник придется съесть тому, кто нарушит клятву первым.
Они надевают на шею половинки ожерелья, и она протягивает ему мизинец:
— Мир?
— Мир.
Глава 15. Ложь, в которой нет лжи
— А тебе не кажется странным то, что на нас напали сразу же, как только отряд Нэйдара скрылся из виду? — спросила Кэтриона после того, как они перешли с рыси на шаг, ехали уже долго, и лошадям нужно было отдохнуть.
Рикард посмотрел на неё искоса. Нельзя сказать, что такая мысль не приходила ему в голову.
Да, Карриган принял его довольно прохладно, но чтобы вот так глупо устроить засаду? К тому же Песчаные псы... едва ли он мог за день притащить их с далекого юга. Нет. Скорее, нет.
— Не думаю, что это Туры. Впрочем, это можно проверить. Посмотрим, как они будут вести себя, когда вернутся. Не стоит им рассказывать сразу о том, что произошло.
— Не стоит им вообще что-то рассказывать, — добавила Кэтриона.
Они подъехали к постоялому двору, когда тень от горы, за которую ушло солнце, накрыла собой дорогу и реку, перегороженную когда-то камнепадом. Здесь река разлилась, превратившись в большое озеро, по глади которого плавали многочисленные утки и гуси. Тут же стояла мельница, и вода, падающая из озера вниз, стучала по деревянным лопаткам большого колеса. За мельницей несколько телег, груженых зерном, большой загон для овец, сыроварня — хозяйство протянулось вдоль всего берега. А по другую сторону дороги стояли телеги с корзинами яблок, бочки, дробилка и пресс. И его большое колесо, неторопливо таскал по кругу длинногривый мерин. Осень — время сидра в этих горах.
Постоялый двор с большой коновязью был полон тех, кто привез на мельницу зерно, и в ожидании своей очереди они мирно потягивал сидр за длинными столами, толкуя о хозяйственных делах.
И это было хорошо. В таком месте, открыто псы нападать не станут.
— Надеюсь, здесь нет блох, — произнесла Кэтриона, заглядывая под подушку.
Постоялый двор выглядел не слишком чистым, хозяйка отвела их в одну из комнат в задней части дома. Кособокая дверь не запиралась, а внутри была только кровать с тюфяком и подушками и три грубо сделанных стула.
— Будем караулить по очереди? — спросил Рикард, разглядывая улицу в приоткрытое окно.
— Ты что, снова собрался спать в моей комнате? — удивилась Кэтриона. — И как, ты думаешь, посмотрят на это Туры?
— А ты скажешь, что в Зафарине так принято, — он бросил сумки в угол и стал разбирать вещи. — Или ты хочешь остаться на ночь совсем без охраны? Окна вон, видишь, выходят на пустырь — мало ли какой паук заберется...
— Будешь спать у порога, я тюфяком поделюсь, — хмыкнула она. — Именно так принято в Зафарине... как я думаю.
— Премного благодарен, миледи!
— Ты сам решил назваться псом, так что не жалуйся!
— Бросить раненого спать на полу — очень милосердно!
— Лучше скажи, позволить подлецу и лжецу остаться живым...
— Ты опять за своё?
— Я ведь пока не услышала обратного, — Кэтриона увидела среди его вещей маленькую доску, расчерченную квадратами, и спросила удивленно, — ты играешь в шатрандж?
— Играю, а что?
Рикард обернулся, держа в руках сложенную пополам доску, и добавил, глядя на её лукавую усмешку:
— И ты, как я догадываюсь, тоже пытаешься играть?
— Пытаюсь? Пожалуй...
— Так и повод есть, на что сыграем? — он окинул её взглядом с ног до головы. — Можно на раздевание?
— Пфф! — рассмеялась Кэтриона. — Я уже видела тебя голым и, надо сказать, ничего впечатляющего. А ты сказал, что я слишком тощая, недостаточно женственная и вообще я тебе даже не нравлюсь, так что не будем себя мучить тем, что нам не нравится.
— Пожалуй, что так, — Рикард усмехнулся в ответ, — тогда сыграем на правду? Ты же хотела, чтобы я всё тебе рассказал, ну так вот, будем отвечать на вопрос за каждую потерянную фигуру. Идёт?
— Все-таки ты мошенник, Рикард Адаланс, правду обещал рассказать мне ты, а вот я таких обещаний не давала.
— Трусишь, значит? Боишься, что я узнаю все твои грязные секреты?
— Мои грязные секреты? Ладно. Расставляй фигуры! Но не вздумай соврать, я всё равно пойму, и ты пожалеешь!
— Я буду честен перед тобой, как перед святым отцом! — Рикард приложил руку к сердцу. — Но и ты не вздумай врать, я тоже пойму.
У лжи свой, особый, запах, в чем-то похожий на запах страха...