Я поворачиваюсь — нерешительно и уныло, чувствуя чье-то ощущение бесполезности. Оберон подходит ближе, берет меня за руку и что-то доверительно говорит, но до моего слуха вновь доносятся лишь обрывки фраз:

— …немного… мы справимся… — А я хочу выдернуть свою ладонь, уйти, но понимаю, что не могу. И ничего не сумею сделать, даже если сильно захочу, даже если пожелаю всем сердцем… Этот мир глух, его нет. Это чужое воспоминание.

И стоило мне понять, как цвета, пытавшиеся меня обмануть, исчезли, уступив пеплу. Тени превратились во тьму, а там, где раньше падало подобие света, — в плотную серость.

Мне чудовищно сложно отделять себя от двойника, наши личности и чувства будто слились.

Оберон отстраняется, а я пытаюсь что-то ему доказать, делая шаг навстречу, и замираю… Леденею. Меня бросает в невыносимый жар, и наконец-то становится просто тепло. Я уже не на верхушке башни. Лицо обдувает морской бриз, волны льнут к берегу, догоняя друг друга. На душе спокойно, тихо, мирно, будто никаких напастей и забот нет. Все прекрасно, и мир чудесен.

— Готова ли оставить все что знала, дитя? — тихо шепчет океан, темнея и все ближе подступая ко мне.

— Да, — без колебаний отвечает Конкордия, а я мысленно утверждаю обратное и понимаю, что наконец-то ощущаю лишь себя.

— Уверена? Обратного пути нет…

Ответа девушки я уже не слышу, меня словно выбрасывает из ее фантазий вновь в серую реальность той башни. Оберон стоит у самой лестницы, рядом с той девушкой, а я неожиданно поворачиваюсь лицом к широкому низкому окну. Без страха. Без сожалений. Без каких-либо еще человеческих чувств. Конкордии словно больше нет, душа ушла, оставив тело. И оно без промедления взбирается на карниз. Позади вдруг слышится какой-то шум, но он обрывается столь же внезапно.

«Так надо…» — вновь ласково шепчет океан, и меня словно выдергивает наружу, я преодолеваю башню, взлетая к облакам, и вижу, как тело Конкордии выпадает из окна, несясь к земле.

Звук второго удара колокола пронизывает меня, погружает во тьму — краткую и мимолетную, что сменяется видом помещения на нулевом этаже. Но я вновь, как дух или, может быть, как неприкаянный призрак, наблюдаю за всем сверху.

Сонная тишина. Пространство пронизывает магия, она всюду — искристая у опустевшего стола, за которым работали Клайм с Дарлой, и тягучая, цветная, почти суматошная — над Риджем, Даниэлем и мной.

И меня вновь охватывает изумление. Я смотрю на себя со стороны, вижу, как мои руки обнимают Даниэля, а там, где они случайно касаются его кожи, разливается золото. Наша с ним магия теряет свои цвета, предпочитая единый цвет на двоих. Идеально, полное равновесие силы…

Некромант улыбается, и улыбка его ярка, безмятежна и счастлива. Мрачный принц предстал ангелом во плоти в ореоле золотого сияния.

Третий удар раскалывает это видение, представляя новую картинку.

«Тьма… Ночь… У них, оказывается, сотни оттенков», — пораженно думаю я, все краски словно выкручены на максимум. Если бы был день, я бы ослепла.

Лес, луна на небосводе, шорох листьев, кружащих в водовороте. Кора деревьев пленяет синими, фиолетовыми, зелеными и темно-желтоватыми оттенками. Как на картине художника-живописца, что видит мир через призму своего зрения, перенося увиденное на холст.

А в глубине леса зреет багряный огонь — неестественный, безумный, мечущийся и двигающийся мне навстречу.

И я боюсь ослепнуть, так он ярок, но за страхом и опасением следует нечто еще — узнавание.

Как?.. Боже, нет…

Некромант становится все ближе, но на себя он не похож. Нечто мрачное, жуткое рвется на поверхность, захватывая его, а на лице Даниэля написано отчаяние, и оно словно стерло все знакомые мне черты.

Он побежден и сломлен. Его больше нет.

Некромант спотыкается, валясь на колени, а я хочу плакать, но не могу, пытаюсь кричать, позвать его, но и это мне недоступно.

Я бестелесна. Как это жестоко…

Воздух дрожит и вибрирует. Близится следующий удар. А мое сердце разрывается, я больше не хочу ничего видеть.

«Достаточно!» — выкрикиваю я, но возглас теряется во вновь нахлынувшей тьме.

А один за другим звучат удары. Раз, два, три…

И мир разверзся, словно черную дыру, что жадно пожирала кусочек вселенной, неожиданно вывернули наизнанку и заставили выплюнуть все то, что она успела поглотить.

Квартира. Незнакомые стены, но родные вещи. Я узнаю небольшую конструкцию из «Лего» — космический корабль из «Звездных войн», стоящий на верхней полке в прихожей. Папа, несмотря на свой возраст, коллекционировал разные модели космолетов, а в нескольких коробках у нас хранились детали для целого города, который он каждый раз начинал выстраивать на новом месте, но иногда не достраивал даже до середины. Такова была наша семья, пусть мы постоянно переезжали, но неизменно перевозили все накопленное барахло с собой, тратя на перевозку немалые деньги.