Шэрра содрогнулась. Она и не хотела этого видеть. Но она обещала ему, что выживет, а там никто не будет её щадить — вот только взять в руки его оружие она не могла. Не имела на то сил.

— Просто попытайся ударить меня побольнее, — она выдавила из себя улыбку, сотворив иллюзию уже не с коряги, а с воздуха. Та тяжестью ударила о руки — но она не жгла. — Рэн. Ведь я не Вечная. У меня даже нет дерева, из которого можно было бы извлечь душу.

— Прежде я считал это изъяном, — отметил он.

Девушка сжала своё сотканное из воздуха оружие в руках. Скользнула взглядом по странным рунам, невидимым, спрятавшимся где-то среди древесных разводов на настоящем оружии — и перенесла их мысленно на своё собственное. Она не могла заставить себя принять такой смертельный дар из рук Роларэна, хотя, пожалуй, до безумия хотела это сделать. Ей следовало бы избавиться от груза собственного долга, даже путём смерти. Вот только как умереть Вечному?

Роларэн отступил на шаг назад. В зелени его глаз мелькала какая-то дикая, странная грусть.

— Если я не смогу нанести тебе действительно болезненный удар, — прошептал он, — как я тогда смогу убить Каену?

— Сможешь, — одними губами ответила Шэрра, сжимая оружие покрепче. — Я хочу, чтобы на этот раз всё было по-настоящему.

— Я с этой палицей очень долго. Они вряд ли способны на большее, чем банальное прикладывание её к коже в расчёте на смерть.

— Я не столь самонадеянна, — отрицательно покачала головой Шэрра. — Ведь ты понимаешь, что должен это сделать?

Роларэн понимал. Он провернул в тонких пальцах своё смертоносное оружие, так, что по его рукам потекла кровь, сцепил зубы, то ли от боли, то ли от желания больше никогда-никогда не позволять ей делать ничего подобного, а после атаковал — без единой остановки, с крепко сжатыми зубами, не шипя от боли только по той причине, что уже привык.

…Шэрра думала, что что-то умеет. Но когда он стал биться в полную силу, осознала, насколько глупым было её представление о Вечных. Насколько страшными оказались удары волшебной палицы, когда они прожигали её одежду и скользили по рёбрам, по животу, по бёдрам и по рукам.

Но она уверенно принимала бой — отражала удары, которые могла, впитывала в себя яд в те мгновения, когда увернуться не получалось.

Ей казалось, она сама превратилась в яд. Сплошной, без единой клеточки исключения. И когда на этот раз она упала на зелёную траву, казалось, всё тело парализовало от жути и усталости. Роларэн сжал зубы, склоняясь к ней.

Она пыталась найти такую желанную для сражения жестокость. Пыталась отыскать в его глазах желание убить. Она чувствовала, как жёг последний удар — тот самый тычок в грудь, от которого больше не сможет встать.

Трава превратилась в мягкий мех. Она всегда падала и всегда чувствовала под собой плащ, растворявшийся после в воздухе. Они путешествовали не первый день и не первую неделю, и Шэрра почти не устала каждый вечер умирать — но она даже не знала, что всё это тоже лишь поток очередной иллюзии, которой он пользуется так умело и так привычно.

Роларэн склонился к ней и смотрел в глаза — а она опять не могла отвести взор от его тоненького серебристого кулона.

— Как ты убьёшь Каену? — прохрипела она, чувствуя, как жгли невыносимо рёбра, как удары, как ранения на теле превращались в язвы, в то, что больше никогда в жизни не заживёт. — Так, как меня пытался убить сейчас? Мне нечем защищаться, — Шэрра попыталась улыбнуться, но это походило больше на гримасу. — У меня нет даже Златого Дерева — значит, у меня нет души, — она почувствовала, как постепенно ослабевает дыхание. Вечные не умирают. Но он наносил удары не ей, не девочке, которую дважды спасал от смерти, а своей жене, что лежала в могиле. — Ты никогда не почувствуешь ко мне ничего больше долга. Я никогда не смогу большего, чем просто воздавать то, что тебе задолжала.

Он склонился совсем низко, и теперь Шэрра как-то отстранённо подумала о том, что Тони был прав. Она бы никому не позволила так к себе прикоснуться, но Роларэн пользовался тем, на что другие попросту не имели никакого права. Роларэн уничтожал её изнутри, убивал её тем, чего она никак не могла понять в последствии. Он разрушил всё, до чего только смог дотянуться — а как она сопротивлялась? Никак, кажется. Никак.

— Не исцеляй меня. Там некому будет меня исцелять, — прошептала Шэрра. — Вечные не предают. Вечные не любят больше, чем однажды.

— Любовь бывает разной, Шэрра, — выдохнул он, и ледяная ладонь скользнула под её рубашку по спине, по шрамам. Она не могла отвести взгляд от кулона, висевшего у него на груди, но сил протянуть руку и сжать его не было. Она не хотела, чтобы он отстранялся от неё ровно настолько же, насколько надеялась, что он сейчас же отпрянет. Это было воистину страшно — и в тот же миг, она до конца не сознавала, насколько дикой была её глупая, страшная жизнь.

И насколько быстро она закончится.

Любовь бывает разной. Но они ведь не могли любить друг друга. Они шли за смертью, смертью королевы или своей собственной. Разумеется, в этом всём не было места для жажды и поцелуев.