Шрифт:
— Вот, Дима, — выдержка постепенно покидает меня, и я делаю то, что делаю крайне редко: повышаю голос. Потому что, блядь, по самому живому. — У твоей невесты есть дела. А у тебя какие дела? Побольше денег у отца выпросить? А если не выпросить, то обмануть? Я ведь идиот, и денег у меня немерено, так ты считаешь? Что все, что я зарабатываю, я должен тратить на тебя, потому что у нас одна кровь. Ну!! Отвечай, мать твою! Так ты считаешь?
— Пап, тут люди кругом. Давай потише — опозоримся.
— А сейчас ты не позоришься? Когда с шалавами обнимаешься, пока тебя девушка дома ждет?
Кадык на шее Димы дергается, и на лице проскальзывает что-то напоминающее обиду и задетую гордость.
— Во-первых, Сабина и Кристина просто подруги, а во-вторых, мои дела с Юлей тебя не касаются.
— А жениться ты для чего на ней собрался, ответь мне.
— Я ее люблю, пап. И у нас все серьезно.
— Да что у тебя может быть серьезно, Дима? — я не удерживаюсь от горькой ухмылки. — У тебя же вся жизнь — шутка. Чужой труд для тебя — ничто, ответственность — ничто, чувства чужие — ничто. Девчонка же замуж за тебя собирается. Это что для тебя прикол такой? Во взрослого захотелось поиграть? Она свадебное платье себе выбирает и ужин готовит, а ты здесь со шлюхами обжимаешься. Ты же жизнь ей испортишь, пойми ты. Вот так, ни за что, просто потому что она тебе доверяет.
— Пап, ты все слишком остро воспринимаешь. Я Юлю люблю и ничего портить ей не собираюсь. Она со мной счастлива. Просто мне дома скучно, пока она за ноутбуком торчит.
— А как ты дальше жить с ней собрался? Если уже сейчас по девкам бегаешь?
— Как все живут, пап, — объявляет Дима с вызовом. — Ты и сам не без греха. Мама рассказывала, что пока вы были вместе, ты тоже гулял…
Да это просто вечер открытий какой-то. Ну Снежана. Получишь ты у меня и виллу в Италии, и Бали, и Израиль. Прямо завтра.
— Я гулял? — прищурившись смотрю на него, — Да у меня, сын, времени поспать не было, потому что я на двух работах вкалывал, чтобы у тебя пеленки и распашонки были. На кофе и сигаретах выживал, потому что ты орал ночами. И все ради того, чтобы вот это дерьмо выслушивать?
Гнев, воплотившийся в слова, постепенно стихает и холодный рассудок вновь возвращается ко мне. Надо заканчивать с пламенными речами. Никогда ими не славился.
— Значит, так, Дима. Ты свой лимит по карте знаешь. Счет этот оплатишь сам. Никаких привилегий в этом заведении у тебя больше нет. Захочешь чашку кофе выпить — готовь карту либо наличные. Предвосхищая твой запрос на деньги, отвечу — нет. Не получишь ни рубля.
— Пап, но у меня…
— Не моя забота. Помой посуду, шлюх своих заставь. В общем, выкручивайся как можешь.
Бросив последний взгляд на потерянное лицо сына, разворачиваюсь и иду к выходу. Нужно на воздух. И, пожалуй, неплохо будет выпить. И без сигареты сегодня не обойтись.
— Пап… Ты же Юле ничего не скажешь? — доносится издалека подавленный голос.
Разумеется, я не скажу. Я уже достаточно влез в их жизнь. Так, что до сих пор оправится не могу.
28
Юля.
Я просыпаюсь посреди ночи и часто дышу. Сердце бьется в груди с бешеной скоростью, а низ живота томительно скручивает возбуждением. Молотов-старший в очередной раз бесцеремонно ворвался в мой сон и вместо заставки с морем и пальмами устроил в нем настоящий Порнхаб. Мне определенно надо к психологу записаться. Оглядываю пустую подушку по соседству и понимаю, что Димы еще нет дома.
Чтобы пробуждение не прошло зря, иду в туалет, и когда возвращаюсь в спальню, то слышу щелчок открывающейся входной двери. Электронные часы показывают половину четвертого утра. Господи, когда я успела превратиться из веселой двадцати однолетней студентки в охраняющую постель наседку, а мой прекрасный жених - в ночного петуха?
Закутавшись в теплый плед, бреду в прихожую и, остановившись в дверях, наблюдаю за Димой. Он торопливо снимает кроссовки, вешает куртку и, остановившись у зеркала, быстро прочесывает пятерней волосы. Завидев меня а отражении зеркала, вздрагивает и тут же расплывается в улыбке.
– Ты почему не спишь, малыш?
Надеюсь, что о причинах моего пробуждения он никогда не узнает.
– Проснулась, когда ты вернулся, - и снова я вру. Нет, все же с таким образом жизни без ботокса в подмышки и ринопластики мне не обойтись.
– Чёрт, прости, не хотел тебя разбудить, - Дима подходит ко мне и, обняв, ласково целует в лоб. Его дыхание доносит запах алкоголя и приторную сладость, напоминающую дым кальяна, от которых во мне привычно растет раздражение. За последние пару недель у меня выработалась стойкая аллергия на эти запахи. Проявляется она в желании хорошо поскандалить.
По пути в спальню Дима стаскивает с себя футболку и швыряет её на диван; следом щелкает пряжка ремня, который тут же летит на пол. Моя аллергия стремительно набирает обороты и скрывать симптомы уже не получается.