— Огоньку не найдётся? — Прокуренным баском поинтересовался немолодой спортсмен, остановившись неподалёку.

— Мою, возьмите мою! — Ввинтился в толпу Одуванчик, вытаскивая зажигалку, — себе оставьте.

— Благодарю, месье, — кивнул велосипедист и уехал, попыхивая папироской. Сюр… но для местных привычно.

— Видели? Видели?! — Возбуждённо подпрыгивал Зак, — сам Шарль…

— Ясно, — успокаивающе сказал Лесли, — спортсмен знаменитый.

— Нет… то есть да, но нет! В смысле раньше был, он в четырёх Олимпиадах участвовал.

— Побеждал хоть? — Невольно возникает интерес к человеку с таким спортивным долголетием, — или хоть призовые места брал?

— Нет… но какая разница, участвовал ведь!

На такое только плечами пожать могу… обеспеченный человек без особого труда попадёт ныне в олимпийскую сборную своей страны. Если ему нужно именно в сборную вообще.

Проспонсировал команду гребцов, и вот ты уже рулевой и участник Олимпиады. В двадцать первом веке хватало авантюристов, попадавших в сборные при минимальных навыках, а уж в первой половине двадцатого и подавно.

— Он ещё журналист! — Добил нас Зак.

— Зак, — Говорю преувеличенно ласково, — ну так ты тоже журналист. Помнишь? И даже писатель! Твои статьи в шести газетах напечатали, и рассказы в журналы охотно берут. Крупные!

— И спортом ты занимаешься, — в тон подхватил Лесли.

— Вот же… — после короткой паузы сказал Зак и перестал обращать внимание на действительность. Незрячими глазами досмотрев проезд велосипедистов и дослушав ещё одну порцию патриотических речей, он позволил затолкать себя в такси.

— Действительно, — сказал Зак странным тоном, когда мы довели его до номера, — пора бы уже избавиться от привычки видеть кумиров в обычных в общем-то людях. Самому жить надо.

* * *

— В Париже мы на три дня, потому программа насыщенная, — повторяю для Ларри, — местные знаковые кабаки, клубы и бордели, Лувр и… что там ещё?

— Булонский лес, — оживился Ларри, крутящий головой по сторонам, — о нём часто в книгах разных упоминается, так хоть посмотреть.

— Резонно, — и тут же, поворачиваясь к швейцару, — такси, милейший.

Милейший, колоритнейшего вида дядька с медалями ветерана Первой Мировой на форменной тужурке, и с седыми бакенбардами, переходящими в длиннющие усы, кланяется слегка. В поклоне как-то сочетаются чувство самоуважения и преклонения перед важными гостями отеля. Артист! С другой стороны, отель не из последних, место швейцара при нём ого какое прибыльное!

— С экскурсией, месье, или просто поездка на такси? — Поинтересовался швейцар, не спеша выполнять порученное.

— Гм… давай с экскурсией, — отвечаю с ноткой сомнения.

— Вы не пожалеете, месье, — швейцар затейливо замахал руками и через минуту к входу подъехал внушительных габаритов автомобиль, марку которого я не смог опознать. Мелкосерийска, наверное, но достаточно интересная.

— Таксист из бывших русских офицеров, — дополнил швейцар, — человек образованный и воспитанный.

— Воевали против быдла и хамов за право самим стать быдлом и хамами, но уже в чужой стране? Оригинально!

К белой эмиграции отношусь с большим предубеждением, сталкивался уже. Говорят, парижские белоэмигранты не столь радикальны, как берлинские, но разница, по моему, не так уж велика.

Одни радикальны и готовы кинуть Россию под сапоги интервентов[116], лишь бы вернуть былые времена. Пусть частично, пусть в роли прислужников, пусть для этого придётся перестрелять и перевешать половину мужского населения… Зато как сладко снова получить право бить хамов по морде и возобновить циркуляр о кухаркиных детях[117].

Другие больше надеются на некие здоровые силы в обществе, которые вот-вот воспрянут, скинут хамскую власть и призовут их править. Вот не справятся в России без людей, не способных без поддержки сословного государства занять положение выше таксистов…

Впрочем, кем бы там ни был бывший, дело своё он знал туго, поездка оказалась познавательной и небезынтересной. Хотя рекламные вставки о лучшем борделе или лучшем ресторане французской столицы позабавили. Как и визитные карточки самого таксиста, вкупе с подписанными громкой грузинской фамилией буклетиками рекламируемых заведений. Белая кость, голубая кровь…

Открывая дверь машины, Ларри прищурился куда-то вдаль и тут же ввинтился в толпу с криком:

— Дженни, Дженни Фарли!

— Поганец, — только и успел сказать Лесли, устремляясь вслед за ним. По опыту мы уже знаем, что Ларри легко может сорваться, а вот вернуться назад… с этим могут быть проблемы. Географический кретинизм в сочетании с рассеянностью, то ещё…