— В книги не поверят, — сказал искатель. — Понятно, когда в прошлом есть зацепка. Выгода. Может, любовь. Или момент, к которому хочется вернуться. Бывает ещё неприятный момент в будущем, от которого удираешь.

— Они никогда меня не понимали, — сказал Иван. — Мне теперь это всё равно. Я шесть десятков лет на спидометре жизни накрутил. И я знаю, в чём счастье.

— Не скучаешь? Они вон послали за тобой, деньги потратили…

— Что? Они терпеть меня не могут. Боятся, что я в прошлом умру, и из-за моей доли в квартире судебный спор выйдет.

— А умереть тут в одиночестве не боишься?

Переверзев сказал это, и самому стало жутковато. Живёт дедок, арендует чью-то дачу, кругом лес с буреломом, болотина, комары. Прежде чем переместиться на участок потерянного, Переверзев осмотрел мельком несколько точек вдоль окружности, которую искатели называли средой рассеяния. До железнодорожной станции семь километров, асфальтированной дороги нет, проезды между дачами кое-где отсыпаны щебнем, а кое-где представляют собой наезженную голую землю, засыпанную по ухабам строительным мусором. Автобус, разумеется, сюда не ходит. Из техники у дачника искатель приметил только велосипед «Урал» на веранде.

— А я не в одиночестве. Видишь? — Старик показал на стёкла шкафа. — Ричард Олдингтон, О. Генри, Плам Вудхауз, Антон Чехов. И Герберт Уэллс, и Марк Твен, и Синклер Льюис, и Рэй Брэдбери, и Гайто Газданов, и поэты Шефнер с Левитанским да Заболоцким, и бородатый Толстой, и певец рождества Диккенс, и Харпер Ли и Колин Маккалоу, умевшие говорить на тонком языке женщин, и Иван Ефремов и Исай Давыдов, рассказчики о далёких мирах, — все со мной. Вон какая у меня компания!

Искатель покачал головой.

— Эта компания не прокормит. На что живёшь? Или секрет?

— Нашлось среди старого барахла немного денег. Рублей советских. Пятёрок, десяток с Лениным, полусотенных и сотенных, переживших павловскую реформу. Бумажек таких немало у людей по квартирам осталось. До сих пор хранят. Вот я и набрал там да сям, у кого за спасибо выпросил, у кого купил.

— Все вы так делаете. Только богато на такие деньги не заживёшь.

Потерянный мягко, по-женски улыбнулся красноватыми губами.

— Богато? Я за этим не охоч. Мне много не надо.

— В Советском Союзе много и не купишь, — согласился искатель.

— Книги. — Старик вскинул голову, солнце свернуло белыми искрами в серо-седой бороде. — Здесь можно купить книги. Нет, не то слово: достать!

Глагол этот Иван произнёс с удовольствием.

Искатель встал. Придвинул табурет к столу.

— Ну хорошо, поживёшь ты тут… Потом деньги поменяют, Союз развалится, полезут из всех щелей, как тараканы, бандиты, воры, рэкетиры… Говно всякое всплывёт со дна… Пиджаки малиновые в моду войдут. Челноки, гиперинфляция, убийства…

— Что считалось плохим, то объявят хорошим, — откликнулся Иван.

— Я, между прочим, в девяносто втором году родился. Ну, и сериалы исторические у нас крутят, знаешь ведь… Модно… В общем, неспокойно тут будет. И куда ты?

— Не закудыкивай дорогу. Придумаю что-нибудь. Книгочей непременно что-нибудь да придумает!

«Маловато у тебя фантазии для искателя, — мысленно продолжил ответ Иван. — У меня всё прошлое впереди. Мне всегда хотелось попасть на приём к доктору Чехову».

— Пора мне, — сказал искатель. — Твои заждались.

С нахлынувшей вдруг тоской Переверзев подумал, что придётся отчитываться перед толстухой, долго убеждать её: не вернётся братец твой, не жди. Старушенция начнёт, поди, права качать: мол, за что мы вам, паразитам, платим! Переверзев оживил в памяти две-три подготовленные фразы, подходящие к трудным случаям, к психически тяжёлым клиентам. Конечно, из-за толстухи он опоздает к телевизору, на вечерний сериал.

— Не заплатят ведь тебе. Знаю я своих… Скажут: не вернул потерянного, и не заплатят. За работу.

— Не будь простаком, счастливый. Вообще-то, деньги я беру вперёд. Сто процентов. А доказательство получено. Разговор я на видео записал. Камеру на ухе видишь? На пуговице вторая прицеплена. И вот что: ты давай родственничкам записку сооруди. Такой порядок. Черкни им пару ласковых.

Потерянный потянулся обеими руками к стене, вырвал из перекидного календаря листок. Подумал. Нацарапал на обороте листка несколько предложений.

— Годится, — оценил искатель. — Ну, бывай. Книги!.. Хопёр, говоришь, и Макаров? Бабу б лучше живую завёл!