— Да, Олененок, я буду брать тебя везде. И в Мурманске. И в Москве. И где-нибудь на острове в Карибском бассейне.

— Ой! А я же… то есть, я хочу работать! Ты поможешь мне найти работу? В смысле, я даже не знаю, как искать, какие компании хорошие. Но мне бы какую-нибудь стажировку. Такие бывают?

Влад делает вид, что задумался.

— Хм… пожалуй, я смогу поговорить с одним знакомым начальником отдела, ему как раз нужна секретарша.

— Спасибо! Только… я ведь не очень хорошая секретарша. Думаешь, правильно будет снова пытаться ею стать?

Она что, поверила, что он отдаст ее какому-то начальнику? Голосом матроскина из "Простоквашино" Архипов мурчит:

— Такая секр-р-ретаррша нужна самому-у-у.

— Да ну тебя! Я про серьезную работу.

— Олененок, неужели ты думаешь, что я позволю тебе ходить по собеседованиям? Сидеть в чужом кабинете? Красоваться перед кем-то в твоих этих кэжуал-блузочках? Хочешь работать — будешь. Но у меня.

— А…

— Леся, спать! Тебе что врач сказал? Отдыхать. Не нервничать. Спи, я сказал.

Олененок возится, устраиваясь поудобнее. Наверное, ей тесно и жарко в его объятиях, да еще и с котом под боком, но отпустить ее Влад не в силах. Недели без нее превратили его в параноика: кажется, что завтра утром он проснется и поймет, что все это: Леся в его кабинете, больница, возвращение — сон.

Но пока неожиданно обретенное счастье не растворилось в уходящей ночи, он может перебирать ее волосы, слушать ровное и глубокое дыхание, чувствовать, как бьется сердце. Если это сон, то пусть он длится вечно.

Но неизменно за ночью следует утро. Оно уже почти летнее, солнце бьет в окно и греет кожу, птички надрываются и даже не бесят тоскливым чириканьем. Рядом кот ловитм лапами что-то летающее.

Не хватает только Олененка под боком, но подушка хранит еще ее тепло и запах.

Нехотя Влад открывает глаза. Зато сейчас день наполнен смыслом: подняться, приготовить для Леськи кашу, отдать распоряжение привезти ее вещи, выгулять на улице. Неплохо бы снять какую-нибудь сауну и расслабиться, раз уж выдался внеплановый отпуск, но об этом он подумает позже.

И каково же удивление Влада, когда он слышит шум в коридоре, а потом в комнату врывается Олененок со стеком в руках. Тем самым, с золотой совой. Он така и валялся на подоконнике после той ночи перед Грецией. А теперь, кажется, Леся готова поиграть.

— Ложись! — вдруг орет она.

И, подняв руку, со всей дури лупит по спинке кровати над его головой.

— Ах ты, мерзкое насекомое!

Нет, такие эротические игры не в его вкусе.

Бабах! Еще один удар по стене справа. Тут-то он и замечает жирную зеленую муху, противно жужжащую над головой.

— Олененок, ты что, гоняешь мух эротической игрушкой?

Бабах! Бабах!

Понятно, с фантазиями о совах придется распрощаться: он не готов быть вторым после мухи. И вообще неизвестно, с кем тут еще Олененок играла, пока он спал. Все распечатанные игрушки срочно выкинуть! А то окажется, что пробкой она затыкала слив в ванной, вибратором гладила кота, а над кисточкой для изощренных эротических пыток вообще надругалась, назначив ей каминг-аут и объявив пипидастром.

— Она все утро жужжала! Спать мне не давала! Ну что ты жужжишь? Что ты хочешь мне сказать в шесть утра? Жри кровь молча!

— А обязательно устраивать энтомологическую вендетту предметом, с которым у меня связаны некоторые… эротические надежды?

— Я другого не нашла.

— Ладно, Олененок, пока кот куда-то свалил, иди сюда. Вчера я соскучился платонически, а сегодня готов к низменной порочной любви.

Леся хихикает и позволяет усадить себя сверху, но когда руки Влада пробираются под рубашку, останавливает его. Смотрит сверху вниз своим колдовским взглядом, в котором пляшут смешинки, кончики волос щекотят грудь.

— Ну что такое? Не хочешь?

— Не знаю. Я еще обижена.

— Обижена, значит.

— Да!

Посмотрим, способна ли обида устоять перед желанием. И способна ли Олененок трезво мыслить, когда Влад, скользя пальцами по нежной коже, поднимается к напряженному соску. Глазки темнеют, а руки, которыми Леся упирается ему в грудь, дрожат.

— Значит, вот какая ты жестокая.

— Это не я! Ты сам виноват! — а голос прерывается.

— Ну, тут спорить не буду. Значит, за ошибки надо платить, да?