Статья Гоголя «Несколько мыслей о преподавании детям географии» затронула все основные проблемы новой науки: проблемы ее структуры, объекта, методов, источников и преподавания. Писатель назвал имена обоих выдающихся представителей новой географии [186] , определил ее как науку о разнообразии природного мира и соотнес с путешествиями и открытиями новых земель; в духе И. Г. Гердера и К. Риттера осмыслял Землю как Творение Бога, а объект и предмет географии видел в сопоставлении контрастных регионов (в словаре Гоголя регион соответствует «краю») и в описании «картин» – пейзажей, которые создаются словом преподавателя географии. До статьи Гоголя подобного уровня обобщения научных, философских и эстетических аспектов новой географии не было.

Все же Гоголь не проявил особой изобретательности и не был провидцем, как это казалось В. П. Семенову-Тян-Шанскому. Разрозненные тексты новой географии появлялись в печати, были на руках у заинтересованных людей, идеи носились в воздухе. Гоголь сделал последний шаг – он привел в систему разрозненные мысли и источники. Этот процесс синтезирования представлений о земле оказался настолько открытым и продуктивным для художественного воображения писателя, что вывел его к вопросам зрения и географической оптики, которые в географии стали рефлексироваться лишь в конце XX в., а также отразился на построении пространства в его прозе.

Представляемый в этой главе российский контекст новой географии ограничивается горизонтом Гоголя, который, однако, ограниченным не был. Статья «Несколько мыслей о преподавании детям географии» была написана в конце 1830 г. в связи с планами получения места учителя истории и географии в Патриотическом институте и напечатана в первом номере «Литературной газеты» за 1831 г. Работа над статьей шла в течение двух месяцев, на протяжении которых создавались и повести «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Очевидно, что этот срок был слишком коротким для того, чтобы овладеть тем количеством философского и географического материала, который указан комментаторами в качестве источников статьи «Мысли о географии» в «Арабесках». Следует предположить, что Гоголь должен был руководствоваться некими общими концептуальными представлениями о дисциплине и, с другой стороны, иметь источник для систематизации разных аспектов географического знания в предлагаемом им процессе преподавания.

Доступные Гоголю географические идеи в тогдашней интеллектуальной жизни распределялись по нескольким очагам, соотносимым с авторитетными институтами и фигурами культурного поля. К ним можно отнести В. А. Жуковского, «Московский телеграф» Н. А. Полевого и «Московский вестник» М. П. Погодина.

Факту появления статьи в «Литературной газете» Гоголь во многом обязан встрече с Жуковским и П. А. Плетневым в конце 1830 г. [187] Оба они принадлежали к избранному кругу Пушкина, мало того, Жуковский был наставником наследника престола, а Плетнев учил русской словесности членов царской семьи. О том, что Гоголю, желавшему покончить с чиновничьей службой, удалось убедить их в своем призвании педагога, свидетельствует письмо Плетнева Пушкину, которому он представлял Гоголя как автора отрывка исторического романа и статьи о географии, а также говорил о его призвании учителя: «Сперва он пошел было по гражданской службе, но страсть к педагогике привела его под мои знамена: он перешел также в учители» [188] . Таким образом, статья могла послужить заявкой Гоголя на место учителя истории и географии в Патриотическом институте, которое он получил в марте 1831 г. [189]

Встреча Гоголя с Жуковским в конце 1830 г. выросла в духовную близость и дружбу на всю жизнь [190] . В то время Жуковский уже несколько лет был воспитателем будущего царя. Несомненно, что его статус при дворе производил впечатление на начинающего автора, который тогда еще искал свой путь. По всей очевидности, преподавательская карьера казалась в тот момент Гоголю более реальной, чем писательская, и наставник цесаревича Жуковский должен был быть для Гоголя авторитетом [191] . Тем не менее сам факт знакомства с преподавателем царской семьи является внешним по отношению к изложенным в гоголевской статье географическим идеям и приобретает значение лишь в свете предполагаемого разговора Гоголя с Жуковским, который мог касаться вопросов преподавания географии. Основание для такого разговора было.

В 1827 г. Жуковский готовил «Проект плана учения Его Императорского Высочества Государя Великого Князя Наследника Цесаревича», в котором отводил себе преподавание русской грамматики, физики, истории человека, истории и географии [192] . Этим распределением можно объяснить и собрание учебников и научных трудов по географии в его личной библиотеке, среди которых были: «Курс всеобщей географии» И. П. Шульгина, «Краткая физическая география» К. Макларена, труды Гумбольдта и Риттера [193] . В «Проекте плана учения» говорилось о необходимости «гравировать или литографировать карты и таблицы», а также мотивировалось выделение ежегодной суммы на «покупку вновь выходящих книг, иностранных и русских, также и журналов»: «Мы имеем теперь все для нас нужное; но мы должны не отставать от Европы в ее литературе. Все новое, лучшее, должно входить в состав нашей библиотеки» [194] . Жуковский преподавал наследнику введение в общую географию [195] , а для дальнейшего преподавания истории, статистики и географии России был приглашен К. И. Арсеньев, автор уже упоминавшегося популярного учебника, которому лично покровительствовал император [196] .

Арсеньев был «последователем школы камеральной статистики, делавшей упор на изучении государства», а не на физико-географическом описании, и можно предполагать, что он был далек от философско-художественного осмысления природы, близкого Жуковскому [197] . Его учебник, как уже говорилось, отражал дескриптивный подход к географии и подвергался Гоголем критике. Гоголь не называл имен, но и не оговаривал исключений из общей грустной картины преподавания («И не больно ли…», § 1). Можно предполагать, что уверенность Гоголя в правоте своей критики должна была подкрепляться авторитетным мнением, и с большой вероятностью можно предположить, что это мнение принадлежало Жуковскому. Поэтому круг географических интересов Жуковского заслуживает отдельного разговора.

Осведомленность Жуковского в новой географии можно определить в основном по описи его библиотеки, где представлены основные авторитетные имена в этой области, а также – по современным исследованиям связей Жуковского с немецкой литературой и философией. «Идеи к философии истории человечества» Гердера, как и его трактат «О происхождении языка», были прочитаны Жуковским тщательнейшим образом. По наблюдениям Н. Б. Реморовой, в принадлежавшем Жуковскому экземпляре «Идей…» сохранились пометы в значительной части текста первой и второй глав первой книги, где речь идет о соответствии строения человека строению Земли, в то время как при чтении трактата «О происхождении языка» Жуковский постоянно выделял мысль Гердера о неразрывной связи человека с миром природы [198] .