— Никто.

— Ушибы сами по себе не появляются.

— Упала.

Петр Иванович еле заметно покачал головой. Мол, не поверил.

— С кровати, — безапелляционным тоном добавила я.

— Ага, — скривился мужчина. — И костяшки сбила, избивая подушку!

— Именно так.

— Ну, допустим. Синяки тоже от падения?

— Да!

И что он прицепился?!

— Не умеешь ты врать, Катерина, — как-то разочарованно, даже по-отечески, вздохнул Петр. — Расскажи лучше правду. Кто-то тебя здесь обижает? Я смогу помочь, защитить.

— А почему бы вам сначала не рассказать правду мне?! Так просто. Для разнообразия, например.

Он тут же пошел на попятную.

— Не понимаю, о чем ты.

— Вот и я не понимаю, о чем вы.

Мужчина недовольно сжал кулаки, но допрос не прекратил. А я не собиралась уступать первой. Привыкли, что выставляют меня дурой, пользуются наивностью, когда не лень! Надоело!

— Почему ты выглядишь, как после хорошенькой драки?! — предпринял еще одну попытку он.

— Это не ваше дело!

Петр порывался еще что-то сказать, но поджав губы, лишь хмыкнул.

— Вы правы, Катерина. Что ж, прошу меня простить за беспокойство.

И он направился к выходу из комнаты.

— Разве вы со мной не отужинаете?

Я не готова была с ним откровенничать о ночной вылазке, пока не получу какую-то стоящую информацию взамен, но и оставаться в одиночестве тоже не хотелось.

— Нет.

— Вам стала резко неприятна моя компания?

— Отнюдь. Я просто не собирался с вами ужинать. Лишь удостовериться, что вы не будете морить себя голодом.

И только сейчас я заметила, что накрыто было на одного человека, дополнительных столовых приборов не наблюдалось.

— Н-но…

— Не могу уделить вам лишнего времени, — сухо добавил он, пристально глядя в левый верхний угол комнаты. — Слишком много дел накопилось.

Проследив за его взглядом и ничего необычного не заметив, я нахмурилась. Чувство, что меня вновь принялись водить за нос, вернулось.

— Реальных дел, а не как у некоторых, — особо выделяя голосом каждое слово, повторил мужчина. — Приятного аппетита, Катерина.

Не дожидаясь ответа, Петр Иванович вышел из комнаты.

Остаток вечера я провела в одиночестве. А потом полночи проворочалась в постели, мучаясь бессонницей. Когда же забылась тяжелым сном, часы в коридоре пробили не меньше трех раз.

И снились мне кошмары.

— Женщина, иди ко мне! — рычало со всех сторон. — Хочу!

От каждого этого рыка-зова, то требовательного, то просящего — кожа покрывалась мурашками, а дыхание спирало. Больше всего на свете я боялась, что монстр меня отыщет и… приведет в действие свое веское: «Хочу!».

Возможно, все это длилось вечность или же всего несколько минут, но настал момент, когда кошмар прекратился.

Сумерки вокруг меня стали рассеиваться, а холод, что сковывал позвоночник превратился в жар. Страх исчез так же мгновенно, как и появился, сменившись неясным томлением. Теперь я не пыталась бежать, а лишь извивалась под настойчивыми, но нежными касаниями.

Тело била мелкая дрожь нетерпения. Казалось, что если я сейчас же не получу желаемое, то просо погибну! А что именно хотела и добивалась от этого странного тепла, превращающего мою кровь в лаву, даже и понятия не имела.

— Хочу тебя, — ухо пощекотало шепотом. — Не могу больше сдерживаться.

Сорвавшийся с моих губ хриплый стон пошатнул границу между сном и явью. Я приоткрыла глаза. Комнату заливал приятный желтый свет ночника.

К моей спине прижималось твердое, горячее тело. Грубые ладони легли на грудь и слегка ее сжали. Чуть пониже поясницы кожу опаляло от близости мужского желания. В решительности намерений «ночного гостя» не осталось сомнений. Как и в том, что сон оказался действительностью.

Терпкий древесный аромат, казалось, окутывал меня плотным коконом, мешая думать.

Пока я пыталась проснуться и сообразить, что за беспредел здесь творится, мужчина подчистую обнаглел. Его медленные ласки моей груди все более походили на изощренную пытку.

Мое тело меня же и предало!

Факт того, что не видела его лица, а оказалась вынуждена полагаться лишь на тактильные ощущения — лишь обострял восприятие.

Когда же мужчина принялся перекатывать затвердевшие соски между пальцами, меня неожиданно выгнуло дугой. А от его хриплого смешка, обдавшего затылок, стало обжигающе стыдно.