— И ещё хакан сказал, что как ни хоронись, а всё равно кто-то что-то заподозрит. Пахари построили частокол. Ты его сжёг, но это значит, что хлеб они теперь просто так не отдадут. Тебе, досточтимый Шабай, хакан передаёт власть над четырьмя семьями, переводит в тысячники и доверяет высокое право первого удара. К морозам с востока подойдут ещё тьмы воинов, но тебе дано задание делать вид, будто это обычный набег. Пахари спрятали зерно, покажи им, как ты разозлился.

У Шабая отлегло от сердца.

— И ещё хакан требует две сотни крепких лошадей для войска. Собери со всех четырёх семей, вот ярлык.

Свободной рукой гонец достал медную бляху-печать, протянул тысячнику.

— Завтра утром я заберу их и отгоню хакану. Это всё.

Гонец взял нежную Назым за нижнюю челюсть, повернул к себе лицом, посмотрел в глаза девушки. Счастливый Шабай схватил ярлык и выбежал из шатра — отправлять гонцов к подчинённым семьям.

А к полуночи примчались гонцы из погони за разбойным отрядом и сообщили, что пахари перекрыли Броды частоколом и со стороны реки завалили его камнями.

***

Отряд Тихомира примчался к закату. Уставшие лошади едва переплыли Пограничную выше Бродов, лежащих на гривах воинов стаскивали, раздевали, укладывали на шкуры поближе к кострам, растирали, заворачивали. Лишь воевода выглядел бодрым, казалось, холодная вода лишь взбодрила его, придала сил. Мечислав встретил, отвёл в свой шатёр, приказал накормить, дать выспаться.

— Жди гостей, — только и смог сказать Тихомир, стало понятно, насколько он сам вымотался. Лёг на подстилку, запрокинул голову, прикрыл глаза, дыхание стало ровным, спокойным. — Надеюсь, недели хватило.

Мечислав не стал отвечать, не хотел мешать воеводе, но требовательный острый взгляд заставил ответить:

— Хватило, да ещё как. Овчина дал дельный совет, теперь продержимся… чуть дольше.

С каждым куском мяса в воеводу, казалось, вливаются всё новые силы, плечи распрямились, голова гордо поднялась, взгляд окреп.

— Пошли, покажешь.

— Отдохни.

— Пойдём, пойдём. Для меня смена работы — лучший отдых.

Тихомир осмотрел постройку, хмыкнул, почесал бороду.

— Без волхва не обошлось?

— Не без него. Показал мне горючую воду, растолковал, как ей пользуются степняки. В общем, если ты их ещё недостаточно разозлил, думаю, мы довершим.

С той стороны реки послышался разъярённый крик.

— О! — весело вскрикнул Мечислав, — заказчик прибыл работу принимать. Лучники! К бою!

Десятка три степных лошадок кинулись в реку, проскакали до середины, и, не останавливаясь, кинулись дальше.

— Зря, — пожал плечами князь. Три лошади провалились в донные ямы, ездоки перелетели через их головы. Остальные заметили подвох — ещё семь лошадей на полном скаку провалились в ловушки. Всадники остановились, начали разворачивать животных, аккуратно выводить на берег.

— С середины реки ямы делали?

— Нам чужой земли не надо.

— Зря, — пришла пора Тихомиру укорить Мечислава. — попомни моё слово, сожгут твой частокол.

— Мы его снаружи донными камнями обложили.

— Всё равно сожгут. Горючая вода по реке плёнкой растечётся, не погаснет. Пройдёт сквозь камни, зажжёт даже мокрое дерево.

Тихомир говорил задумчиво, словно видел каждую каплю чёрной смолянистой воды, ищущей щёлочку, малейшую возможность зацепиться, впитаться в дерево, согреть, заставить гореть.

— Сожгут, — кивнул Мечислав и закусил щеку. — Скорее всего — всё-таки — сожгут. А чего они развернулись?

— Вода холодная, в баню поехали.

Князь посмотрел на воеводу, виновато развёл руки. Никак не отучится задавать глупые вопросы.

***

Утро действительно выдалось жарким. Гостей ждали, но не ожидали такого напора. Донные ямы оказались хороши ночью, днём почти не мешали нападавшим. Не считаясь с потерями, степняки закидывали частокол горшками с горючей водой, всё провоняло, скользило. Измазанных воинов Вторак велел убрать со стены, переодеть в чистое. И не зря.

Вторая волна степняков начала закидывать стену горящими стрелами. Наконец, под крики и улюлюканье степняков, частокол разгорелся, загудел, затрещал жарким пламенем. Чёрный дым поднялся до самых облаков, искры рассыпались по окрестностям. Мечислав даже испугался, не загорится ли лес — три дня назад засечники отрезали проход выше по реке. Впрочем, за это время дерево не может высохнуть так, чтобы полыхнуть от простой искры.

Работяги, вооружившись серпами и косами, смотрели на дело рук своих, в глазах горело выражение воинственной обречённости. Шутка ли дело — неделю не разгибать спин, чтобы теперь всё сгорело.