«Эта песня в душе моей сызмальства…»
вернуться

Терёхин Леонид
Шрифт:

«Я на стыке деревни и города…»

Я на стыке деревни и города,как подсолнух, под солнцем рос,слушал с детства гудение молота,звень серпа и пение кос.Силу разума, святость наития,четкость логики, ясность чувств,дух язычника, дар аналитикасохранить в себе я хочу.Где сливаются площади с пажитями,где от грохота город оглох,где асфальт сплавляется с пашнями –мир в слиянии двух эпох.Никнет старь перед новым потоком,отступает, как снег по весне,остается от старого тольковечно новое чувство к земле –самой юной и самой древней!И уже грядут эти дни,когда все города и деревнивоедино смешают огни.И слова прорываются к горлу,если кто-то над ухом звенит:быть певцом не деревни, не города –быть певцом нашей русской земли!1966

Золотая свадьба

Первое знакомство у реки,хоровод с сережками росы…Как их мало, как они редки –золотые свадьбы на Руси.Маются и молятся солдатки,по ночам выходят на крыльцо,долго смотрят в темень и украдкойутирают мокрое лицо.Пятьдесят прошло, а все не спится,все не затихает боль у них…И опять сквозь белые ресницы:свадьба в мае, тосты и жених.Вот он смотрит с выцветшего фото,все такой же бравый, молодой,чисто выбрит, новенькая форма…Может быть, еще придет домой…И никто с ней не разделит муки:у детей свои заботы – внуки…И, быть может, это ожиданьедля нее – как первое свиданье.Сколько долгих лет со дня венчаньяпровела в заботах и печалях,в проводах и сборах на войну –разве дети тут ее поймут!И зачем-то (ей, уставшей, спать бы)трогает портреты на стене…И проходит золотая свадьбабез гостей, без тостов – в тишине.1963

«Ноги глубоко, по щиколотку…»

Сыновьям

Ноги глубоко, по щиколотку,утопают в листьях красных,ветер северный пощипывает,шелушит сухие краски.Я из лета отшумевшегоухожу по сочной озими,растворяюсь в красках осенидо прихода срока вешнего,чтобы вновь весной проклюнутьсяк свету тонкими отросткамис зеленеющими улицами,просеками и бороздками,чтобы обновиться в зелени,вызреть в новом поколениии остаться в добром семенидо другого обновления.1965

«Рожь и пшеница низко нам кланяются…»

Рожь и пшеница низко нам кланяются,что же вы все проходите мимо?Видите, хлеб насущный подламывается,слышите, помощи просит у мира.Тонкие ноги, колосья тяжелыеполе колышется бронзовой спелостью.Зерна какие! Не зерна, а желуди!Даже сорвать не хватает смелости.Ходим… А сердце нет-нет и заноет:Хлеб – он ведь тоже, как человек!Вот он, усатый, усталый, за мною…Помощи просит… И в дождь и в снегвыстоял, вырос, выжил, окрепи заслонил нас стеною от голода.Люди! Глядите – насущный хлебнизко склоняет усталую голову.Что же мы все виновато косимся?Хлеб колосистый! Хлеб колосистый!Или забыли, как в сутолоке уличнойвдруг вас окутает запахом булочной?!С запахом этим родная Россияна ноги ставила нас и растила.Над пожелтевшим простором хлебнымвижу сквозь дымку голода пасть…Люди!Прошу. Умоляю. Требую!Люди! Не дайте хлебу упасть!1963

«Мы славу России растили…»

Мы славу России растилибез малого тысячу лет.Храним мы славу Россиихраним торжество побед!Храним мы память о павшихо временах седых,чтоб больше на листьях опавшихне оставались следыподков, снарядов и гусениц,бинтов и теней войны,чтоб гуси над небом, как гусли,нам пели песню весны,чтоб мир, нам завещанный старшими,погибшими на войне,мы, сами отцами ставшие,теперь берегли вдвойне,чтоб утром луга наши пёстрыевсегда умывались росойи чтобы далекие звездыгордились нашей звездой.1963

«Трав пожелтевших постигаю лепет…»

Трав пожелтевших постигаю лепет,приникнув к влажной от росы земле…Зимою легче пишется о лете,а летом почему-то – о зиме.На эти травы упадут снежинки,деревья в мрамор закует мороз,украсят окна голубые жилки,и заметет поземка след борозд,шальная вьюга над равниной плоской,как кобылицы, будет мчать и ржать…И будем вспоминать мы лето в прошломи с нетерпеньем будущего ждать.И так всегда сквозь время и пространствомы с радостью утраченное ждем,в непостоянстве видим постоянствои в ожиданье нового живем.1967

41…

Удушье от жженой кирзы.Басы канонады издали.Как кринки, снарядные гильзыпозвенькивают на изгороди.Над трупами изб погорельцы.Война никого не помиловала.Выходят на отдых гвардейцыВосьмой – без комдива Панфилова.Морозом, усталостью скованные.Стволы шелушатся окалиной.Встречает бойцов Подмосковье –Нахабино и Опалиха.Мы рады бы хлебом и солью,да ничего у нас не было,и сытное наше застольеказалось для нас уже небылью.А утром я вместе с мальчишкамиу кухни за старой оградою,где кашу бойцы молчаливыеиз котелков нам откладывали.Пайк'aми делились с сиротами,голодными не отпускалии нежно ладони широкиена плечи нам опускали.Не надо мне в памяти рыться,искать на земле овдовевшейсолдатское бескорыстие,врагов всей земли одолевшее.1965

Воспоминания о лошади

Мой отец, кормилец и добытчик,труженик на службе и земле,рейс отмерив рельсами, обычночто-то вез всегда своей семье.Добывал для пропитанья средства.А себе отказывал во всем…Передал и мне он по наследству –быть всегда заботливым отцом.Из-под Вязьмы он из окруженьявырвался с дивизией своейи – во всем военном снаряженье –на полсуток в дом родной скорей.Воинскому долгу и гражданскомуодинаково служить привык.С Минского шоссе к Волоколамскомув сумерках приехал напрямик.Он приехал на пустой грабарке, –грязь вокруг стекала по бортам.В качестве солдатского подаркан'a зиму оставил лошадь нам…Я, проснувшись, пробирался в сени,по ступенькам я сбегал во двор,где дышала и хрустела сеномлошадь за поленницею дров.Затемно калитку открываяи глотая сумрак ледяной,вел на водопой ее, хромая,и она, хромая, шла за мной.На нее садился – и уздечкудергал я неопытной рукой,погонял на пруд или на речку –на обычный конский водопой.Ехал тихой ступью, ехал грунью,а потом переходил на рысь.Тяжело подковами из грунталошадь высекала гроздья искр.А война – как стрелы по шелому –рядом на скрещении дорог!..Съедено всё сено – и соломулошадь выбирала из-под ног.На ногах стояла еле-еле –на исходе лошадиных сил…А потом мы эту лошадь съели,чтобы каждый до весны дожил.…И сегодня грусть мне душу гложет,на меня печально смотрит жизнь,словно эта раненая лошадь,и глаза ее – как две слезы.1987