Не сумев развязать облепленные песком мокрые шнурки на своих огромных туристических ботинках, разрезал их перочинным ножом и с облечением сбросил обувь с ног. Я ненавидел их всей душой и носил только из страха перед змеями и другими ядовитыми тварями. Все остальные ходили в сандалиях, а дети йоруба так и вовсе босиком. Может, и мне удастся преодолеть свою фобию, тем более что запасных шнурков у меня не было. Стянул с себя влажные, прилипающие к телу штаны и футболку и в одних трусах, с которых стекали струйки воды, прошлепал в комнату. Переодевшись в сухое, достал из сумки сандалии. Вернулся на крыльцо, собрал намокшую одежду и развесил тряпки на бельевой веревке, натянутой между навесом для генератора и вторым входом в миссию, который был устроен в стене здания, обращенной к лесу.

Потянуло сигаретным дымом.

Мари сидела на крыльце, медленно затягиваясь и оглядывая беспорядок, причиненный ливнем. Я присел рядом.

– Круто, да? – сказала она. – Я в окно смотрела – просто кайф! Какой дурак додумался сделать жестяную крышу? Почти оглохла.

– Может, сэкономить хотели, – поддержал я ее. – Или строители были не местные. Я думал, что здесь сезон дождей, как в Южной Америке. Зарядил на пару месяцев – и льет себе спокойно. По телевизору видел.

– Как там Хосе? – поинтересовалась Мари. – С Нией сложились отношения?

– Нет, – хохотнул я, – Ния с Жозефом в плотной связи.

– Ну конечно! – фыркнула Мари. – У африканцев на этот счет вообще никаких запретов нет. Я точно знаю. Что мужчины, что женщины – они всегда со всеми готовы. Может, это из-за климата.

Я внимательно посмотрел на Мари. Пожалуй, впервые видел ее в нормальном настроении, без гримасы недовольства на лице. Наверное, наркота постепенно выходит на жаре.

– Знаешь, Мари, – неожиданно для самого себя сменил я тему, – я случайно спросил Нию о том, что происходит с душой после смерти. Она же католичка, а этот разговор о Лазаре меня немного зацепил.

– Ну и как? Она тебя просветила?

– Понимаешь… Здесь что-то непонятное, – попробовал я выразить словами то, что увидел. – Она сказала, что ей запрещено об этом с нами говорить. И выглядела так… Как-то испуганно или расстроенно… И ушла сразу в свой закуток.

– Глупость какая-то, – задумчиво произнесла Мари. – Какой может быть в этом секрет? Надо найти Катехизис, может, в кладовке…

– Со слов Хосе, – продолжил я, – душа после смерти сразу уходит из этого мира в рай или ад. Ну, или чистилище – кому что положено…

– Все равно не вижу никакой интриги, – заметила Мари. – Что за мистическая тайна?

Я собрался с мыслями.

– Если тело умирает, душа сразу уходит в другие миры. Когда Христос воскресил Лазаря на четвертый день, то откуда он вернул его душу? И вернул ли вообще? Никому же не известно, был Лазарь праведником или нет. Напрямую не говорится. Может, Матиас на это намекал за завтраком. А если душа Лазаря ушла сразу в загробный мир? То…

Мне пришла в голову очень простая мысль.

– Конечно, в аду, – проговорил я. – Есть же понятие о первородном грехе…

Мари удивленно посмотрела мне в глаза.

– После грехопадения Адама и Евы, – продолжил я рассуждать, – бог закрыл ворота рая и приставил ангела с огненным мечом охранять вход. Ни одна душа не могла попасть в рай… Смерть Христа искупила первородный грех, и ворота рая были открыты. Но Христос воскресил Лазаря до Распятия. Значит, душа Лазаря четыре дня находилась в аду. В этом что-то есть…

Мари молча встала и, одобрительно шлепнув меня по плечу, ушла в комнату. Из деревни, увязая ногами в мокром песке, торопливо шла Клара. Отлично – скоро обед.

Отец Матиас в столовой не появился, велев Кларе подать ему в комнату.

– Матиас не хочет, чтобы мы донимали его расспросами о Лазаре, – заметила Мари, пока Клара накрывала стол. – Может, ты и прав – он подбрасывает информацию кусками, чтобы мы сами додумывали.

– Не знаю, – отозвался я. – У меня ощущение, что только я должен что-то додумывать, а остальные знают гораздо больше. Ты, например.

– Что ты имеешь в виду? – насторожилась Мари. – О чем я знаю больше?

Жозеф, сидевший с нами, дремал, опустив голову почти до самого стола. Виктории не было. Как и Нии, которая обычно предпочитала принимать пищу после того, как поедят остальные. Ела она вместе с нами в очень редких случаях, и после сегодняшнего завтрака я заподозрил, что в столовой мы с ней больше не встретимся.

– Например, о чужой тени, – дал я выход своему недовольству. – И почему Виктория не выходит из комнаты. Да и вообще…

Вопреки ожиданиям Мари не стала грубить и называть меня дураком.

– Послушай, Алек, – успокаивающе ответила она, – если я что-то и знаю о происходящем, то все это мне было сказано нашим неандертальцем и Матиасом. Я и не знала, что они всем разное говорят.

– Ну… Может быть, ты и права, – произнес я, смущенный ее миролюбивым тоном. – Да и Хосе, по моему, тоже ни черта не понимает.