Степан, сохраняя серьезность, приподнял рубашку, под которой обнаружилась поясная кожаная сумка, вытащил из нее конверт из вощенной бумаги. Вскрыл его, достал сложенный вчетверо листок с пожелтевшими краями. Развернул и протянул Василию.

Тот взглянул на бумажку и увидел несколько рукописных строчек, написанных посередине аккуратным бабушкиным почерком.

– «Дорогой мой Василек, – громко прочитал он. – Как ты уже знаешь, я давно умерла. Пожалуйста, поговори со Степаном, он может открыть тебе глаза на многие странные вещи, которые тебя напрямую касаются. Доверяй ему. Твоя баба Региша».

Ирония вдруг испарилась, и стало как-то неприятно вокруг и внутри. Только Василий звал ее бабой Регишей.

– Пожалуй, ты мне не нравишься, – глянул он на собеседника, – и я сейчас подумаю, как с тобой поступить.

От тона, каким это было сказано, у Степана на лбу выступила испарина. Занервничав, он суетливо плеснул в стакан еще водки, изрядно пролив на скатерть.

– Ты не так все понял, – торопливо проговорил он. – Мне просто поручено рассказать тебе… О тебе… Некоторые вещи…

– Кем поручено?

– Региной Михайловной, – выпалил Степан, но, заметив нахмуренные брови собеседника, быстро добавил: – Когда она еще была жива. Мы были знакомы по некоторым совместным проектам…

– Не слишком ли ты молод для проектов с моей бабушкой? Откуда ты ее знал?

– Мне пятьдесят три, – растерянно произнес Степан. – Мы познакомились в больнице, когда ты рождался… родился, то есть должен был родиться. Я работал акушером в родильном отделении.

Он достал из кармана брюк платок и промокнул мокрые лоб и шею. Увидев, что строгий Василий не проявляет дальнейших признаков агрессии, продолжил:

– Ты же знаешь, что родился неудачно. То есть неживым… Но на четвертый день… как бы ожил…

– Воскрес, – поправил его Василий, которому всегда импонировала эта домашняя легенда. – И не как бы, а в прямом смысле.

– Да, конечно, – поправился Степан. – Воскрес. Можно я еще выпью?

– Можно, – разрешил Василий, – ты же сам ее принес.

Его неожиданно стал занимать этот странный человек с недоделанным лицом. Как и Ольга, продолжавшая неподвижно стоять, уткнувшись лбом в холодильник.

Степан ловко проглотил полстакана водки и продолжил:

– Я принимал роды у твоей матери и был в реанимации, когда тебя пытались вернуть. И ты, и твоя мать были абсолютно мертвы. Ты умер во время схваток – пуповина обмоталась вокруг шеи еще в материнской утробе. Таково было мое профессиональное мнение. Тебя отвезли в морг, а я сидел в ординаторской и заполнял бумаги, когда пришла твоя бабушка, то есть Регина Михайловна. Тогда она предъявила какое-то серьезное удостоверение и потребовала, чтобы я немедленно показал ей твой труп, в смысле тело… То есть тебя.

– Какое удостоверение?

– Я уже и не помню сейчас, – пожал плечами Степан. – Какое-то военное или КГБ. В общем, я не стал ей возражать и провел в морг. У нее с собой была большая хозяйственная сумка, и я даже подумал, не собирается ли она изъять тело. Мы ждали комиссию из ГУЗЛа – главного управления здравоохранения Ленинграда, поэтому твой труп поместили сразу в холодильник.

Василию показалось забавным слушать рассказ о собственном трупе.

– Когда мы зашли в хранилище, Регина Михайловна снова достала удостоверение и потребовала, чтобы ей предъявили тело для осмотра и освободили помещение. Санитар достал тебя, то есть твое тело из холодильника и положил на свободный секционный стол. После чего все ушли. Регина Михайловна попросила меня подойти ближе, но, когда я оказался рядом, она кольнула меня в шею какой-то иголкой. Меня будто парализовало. Я стоял не в состоянии даже шевельнуться и просто наблюдал. Она взяла твой труп, то есть тебя… в смысле – тело… в руки, осмотрела и ощупала. Затем вынула из сумки бутылочку с какой-то мазью и тебя, то есть тело этой мазью натерла. Из кармана пальто вытащила две, как мне показалось, тростниковые трубочки и вставила в ноздри младенца… то есть в твои ноздри. Я помню, как она сильно дунула в эти трубки…

Степан замолчал и потянулся к бутылке. Василий подставил и свой стакан. Рассказ о Регине и трупе младенца не вызвал у него ни удивления, ни недоверия. Хорошо помня характер бабушки, он точно знал, что она была способна не только слоняться по моргам, но и, наверное, дышать на дне морском.

– Занимательная детективная история, – произнес он, хрустя огурцом. – Сдается мне, что текст ты учил по бумажке. Верно?

Степан суетливо закивал головой, отчего Василий едва не рассмеялся.

– Потом она снова меня чем-то кольнула, и паралич прошел. Велела убрать тело обратно в холодильник и забыть о произошедшем. Я, признаюсь, был достаточно напуган, чтобы сказать об этом хоть кому-нибудь. Через четыре дня ты ожил… то есть воскрес. Комиссия никак объяснить это не смогла. К тому же из морга исчезло тело твоей матери, и о твоем необъяснимом воскрешении быстро забыли.

Василий не помнил, чтобы история с пропавшим телом матери когда-либо упоминалась бабушкой.

– Украли тело моей матери? – иронично спросил он Степана. – Из больницы?

– Да, из того же морга, – кивнул Степан. – Само собой, завели уголовное дело. Кто-то из работников вспомнил, что я водил туда какую-то женщину. Следователь всю кровь из меня выпил. Однако через месяц мне сообщили, что дело закрыто за недостатком улик. Тем не менее смерть младенца, пусть и не состоявшуюся, отнесли на счет акушера. Мне пришлось уволиться, конечно. Месяц просидел без работы, пока не позвонила Регина Михайловна и не предложила встретиться.