К счастью, не уронил, и она сказала «да»!

Мы поженились 28 июня 1997 года. Шафером моим, ясное дело, был Джастин.

Свадьбу играли в кругу семьи и друзей, и я был на седьмом небе от счастья, хотя и думал: только бы все не испортить! Наш медовый месяц прошел на острове Ванкувер в Британской Колумбии, а потом мы обосновались в Сиэтле. На рынке труда моя степень по биологии была всем до лампочки, так что мы перебрались в Ванкувер, штат Вашингтон, и я подался в грузчики, пока Донна искала работу по специальности – в начальной школе.

Она проработала год, прежде чем я решил, что мне пора переучиться. Мы вернулись в Айдахо, и я снова поступил в Северо-Западный Назорейский колледж, а Донна устроилась в школу. Потом, получив «второе среднее», я несколько лет преподавал в школе, но это было «не то», и я пошел учиться в третий раз – на медбрата.

После курсов я несколько лет ухаживал за лежачими больными. Почти у всех были проблемы с ногами. В конце концов нарисовалась должность в районной поликлинике – реабилитировать пациентов с травмами позвоночника. Всегда готовый к новым испытаниям, я подал заявку, меня взяли, и я завертелся как белка в колесе, ублажая и начальство, и хирургов: вел истории болезни, принимал жалобы и от больных, и от врачей, улучшал практический подход, строил новым клиникам финпланы, расширял программу услуг…

И теперь, спустя четыре года, после двух повышений по службе и бессчетных 70-часовых рабочих недель, я, до смерти уставший, издерганный, вечно оторванный от жены и детей, – оставляю семью на полтора месяца и улетаю за океан.

Что я творю?

Еще три фильма, пара трапез, несколько часов музыки, и мои веки наконец начинают опускаться – аккурат на парижской взлетке.

Съемочная группа летит с нами – Терри из emota, Inc. и Майк, вот уже две недели как вступивший в наши ряды. Сойдя с самолета, мы все идем на вокзал – сесть на поезд и ехать на юго-запад Франции, в Байонну. Там мы проведем несколько дней, отдохнем, приноровимся к новому графику и начнем наше паломничество.

Уладив все с билетами, идем к справочной – убедиться, что на платформе есть лифт или пандус и Джастин сможет сесть на поезд. Нас наперебой уверяют: все хорошо, обо всем позаботились. Сидим, ждем, набираемся сил: Джастин – в кресле, я – на скамейке рядом. Платформы – уровнем ниже.

Время близится, спешим к лифту с рюкзаками. Тот спускается целую вечность, и когда о нашем прибытии на платформу возвещает мелодичное «динь», поезд уже на станции.

– А где пандус? – спрашиваю я.

– Нет тут пандуса, – говорит Джастин. – И лифта нет.

До отправления меньше минуты. Терри и Майк загружают технику, садятся сами, а я отчаянно ищу помощи.

Двери закрываются, и поезд отъезжает. Вместе с нашей киногруппой. Я стою на платформе, и все, что я могу – это помахать на прощание.

– Ну, отстой! – Я нервно смеюсь и качаю головой.

Джастин просто улыбается и говорит:

– Пошли наверх. Может, выясним чего.

У стола справок мы объясняем, что и как, и одна из служительниц берет нас под опеку, дает нам билеты на следующий, он же последний, поезд в Байонну и заверяет, что лично обеспечит посадку. Снова сидим, снова ждем, снова мучительная вечность лифта – и да, нам помогают. Несколько минут, и катим в пункт назначения.

Удивительно, но в купе никого. Только мы. Я блокирую тормоз, креплю коляску и плюхаюсь на сиденье напротив Джастина. Он устало откидывается в кресле.

– Сколько нам ехать? – спрашивает он, подавляя зевок.

– Часов шесть.

– Занятный первый денек.

Признаюсь, веет сюрреализмом – мы в чужой стране, и у нас на двоих пара рюкзаков и коляска. Так-то Джастин путешествует с прикроватным комодом, креслом для душа и кучей других медицинских прибамбасов. Но не тащить же нам все это на Камино? Мы решили идти налегке – и взяли только то, без чего ну просто никак. Рюкзаки весят килограмм десять. Ну ладно, тринадцать. В каждом – спальник, по три пары трусов и носков, шорты, пара брюк, что превращаются в шорты, пара маек, пара рубашек, куртка, вязаная шапочка и водостойкая парка. Ну, еще шлепанцы. Туфли можно посчитать, хоть мы в них и обуты. Путеводитель, налобные фонари, наборчик инструментов для коляски, утепленные гамаши для Джастина… А, да. Про складной писсуар позабыл.

Еще давно, решив свести ношу к минимальной, мы позвонили по скайпу Крису и Терри. Идея «сурового» пути их вдохновила, но они сказали: с финансами у «документалки» ой как не ахти.

– Может, еще годик потерпим? – спросили Терри и Крис.

– Нет! – замотал головой я. – Мы не знаем, сколько осталось Джастину. Едем в этом году. Или с киногруппой, или без.

Завершив звонок, я обернулся к Джастину:

– Я же все верно сказал, да?

– Верно, – кивнул он.

– А ты сам как думаешь… сколько тебе осталось?

Как будто я желал услышать ответ!

– Без понятия, – просто вздохнул он. – Но если станет хуже, я ничего не сделаю. А хуже станет. Вопрос только, когда.

Близость смерти меняет взгляд на мир. Мы осознали это задолго до того, как ухудшилось здоровье Джастина.

Мы учились в начальной школе, когда в походе заболела моя мама. Ее тошнило, рвало, несло поносом, и еще была дикая слабость. Сперва казалось, она просто отравилась, но ночью случился приступ, и отец повез ее в больницу.