Шрифт:
Прямодушный и энергический адмирал не имел и не хотел иметь понятия о дипломатическом двуличии и даже двуязычии. Что говорил он за глаза, то повторял и в глаза. Из письма его, от 19 сентября 1827 г., к командиру австрийских военных судов Наваринского залива видно, что, в виду враждебного расположения австрийцев к Греции, вице-адмиралу пришлось предупреждать их о необходимости, в которую он может быть поставлен, – «не делать никакого различия между австрийскими судами и турецкими». Вскоре за тем таким же образом принужден был поступить относительно командира австрийской эскадры, графа Дандоло, и русский герой Наварина, Гейден. И Кодрингтон и Гейден одинаково понимали, что где идет речь о чести знамени и о крови соотечественников, там у честного человека нет и не должно быть места для малодушных дипломатических кривляний…
Между тем господствовавшие в последнее время предыдущего царствования дипломатические влияния иностранных государственных людей уже приносили свои естественные плоды. Ободренная, подзадоренная бесконечным долготерпением русского правительства до Николая Павловича, и принимая его терпеливость за признак слабости и военной неспособности России, за сознание самого правительства, что Россия не полагается ни на свою армию, ни даже на свой народ, Порта серьезно отдалась упованию в возможность разом отплатить России за понесенные от нее бесчисленные поражения. Она стала готовиться к войне. Мало того, она безусловно отвергала все предложения посредничества европейских держав для прекращения ее борьбы с греками, хоть и понимала очень хорошо, что рано или поздно эта борьба неминуемо навлечет на нее войну с Россией. Угрозам же держав, даже весьма серьезным военным демонстрациям их, она не придавала ни значения, ни даже веры. По слухам того времени, в таком пренебрежении к угрозам Франции и Англии поддерживала Турцию австрийская дипломатия, которую впоследствии и русская дипломатия не раз укоряла в подстрекании Порты. Во всяком случае верно то, что, не обращая никакого внимания на присутствие английского и французского флотов в Архипелаге, Порта как будто с нетерпением ожидала известия именно о начале военных действий.
Ознакомившись с главными актерами и компарсами (исполнитель немой роли. – Примеч. ред.) предстоящей потрясающей кровавой драмы, небезынтересно взглянуть на состояние того из трех грозных факторов Наваринского побоища, который один близок нашему сердцу: на вверенную контр-адмиралу графу Гейдену русскую эскадру. Знаток дела Кодрингтон писал о ней следующее: «13 (1) октября утром сошлись мы с русскою эскадрой, а затем с французскою. Вечером французская эскадра пошла к Занте, а мы, вместе с русскими, продолжали свой путь к Наварину… Русские суда все такие чистенькие и, думаю, в весьма хорошем порядке. Многие из русских офицеров хорошо говорят по-английски, некоторые из них служили волонтерами в английском флоте во время войны… Все русские суда кажется совершенно новы, и так как медная обшивка их с иголочки, то и имеет прелестный темно-розовый цвет, что много содействует красивой внешности судов». Жене своей Кодрингтон, в письме от 15 (3) октября, передавал в следующих выражениях заключения, выводимые им из более обстоятельного осмотра эскадры Гейдена: «Русский флот, по-видимому, находится в хорошем боевом состоянии, хорошо управляем и расположен охотно идти с нами рука в руку повсюду. Граф Гейден точно из наших: скромен, искренен и рад действовать под моим начальством» [26] . Не менее лестно отзывается о русской эскадре, даже по прибытии ее в Неаполь после многолетняго плавания, жестокой битвы и опасных крейсерств, – другой известный знаток дела, адмирал Коллингвуд, который считал просто невозможностью блестящим образом исполненную контр-адмиралом Ракордом зимнюю блокаду Дарданелльского пролива. С своей стороны русский посол граф Рибопьер, в письме Гейдену от 6 апреля 1829 года, отзывался: «Ваши все офицеры, и даже их экипажи держали себя здесь превосходно: считаю долгом засвидетельствовать это вашему превосходительству». «Я забыл сообщить вам, – приписывал г. де Рибопьер в письме Гейдену из Неаполя, от 7/19 января, – что, отплыв из Пароса двумя сутками позднее Гильемино [27] и одними сутками позднее Стрэтфорда Каннинга, я опередил их обоих. Да здравствует эскадра вашего сиятельства!» [28]
26
Книга Кодрингтона. Т. II. С. 52.
27
Французский посол в Константинополе.
28
Из подлинников, сохранившихся у наследников наваринского героя. См. Приложения.
Всего замечательнее впечатление, которое, по словам Гарри Кодрингтона, сына знаменитого адмирала, производила русская эскадра на турок за три дня до Наваринской битвы. «Любопытно было наблюдать, – писал 15 (3) октября своей матери Гарри, – как турки удалялись от русских судов и держались нашей подветренной стороны. Когда русские суда приближались к ним, они тотчас же сторонились и бежали на нашу сторону: что-то зловещее виделось им в русских судах».
Зловещее предчувствие не обмануло турок. Пять дней спустя наваринская победа оправдала и бессознательный страх, внушаемый им русскою эскадрой, и лестное как для всего русского флота, так и для тогдашнего русского морского министра адмирала Моллера, мнение о ней имевших с нею дело, и даже такого знатока, как Кодрингтон…
Такова, в общих чертах, политическая и военная обстановка нашей эскадры по соединении ее с союзниками 13 (1) октября 1827 года. Взаимные отношения трех союзных эскадр, с одной стороны, турецко-египетской – с другой, австрийской между этими двумя главными факторами с третьей – были самые напряженные, даже самые ненормальные. Державы, которым принадлежали все пять эскадр, состояли между собою в мире; в Англии, во Франции и в Австрии правительства были уверены, что дело и так обойдется без кровопролития; весьма вероятно, что в Петербурге на этот вопрос смотрели более серьезно, хотя все еще не теряли надежды на мирный исход: в одном Константинополе, как уже сказано, твердо и решительно рассчитывали на неминуемое, близкое и счастливое для Турции кровавое разрешение целых шесть лет тяготеющей над ней ожесточенной борьбы не только с греками, но и с большею частью пограничных христианских населений империи. Итак – первая аномалия: из пяти великих держав, которых флаги развевались в Эгейском и Ионическом морях, именно та одна рассчитывала на войну как на счастливое событие, которая более всех должна была ее опасаться. Но еще рельефнее выступает другая аномалия: пока все эти державы состояли между собою, по-видимому, в наилучших отношениях, пока послы их преспокойно, дружественно сходились в Константинополе, английская, русская и французская эскадры заявляли турецкой настоящие ультиматумы, австрийская эскадра дерзко-вызывательным образом действий назойливо перечила всем инструкциям союзников, ежедневно на их глазах нарушая законы нейтралитета оказываемыми ею туркам услугами: а главнокомандующий союзною эскадрой отвечал на все это австрийцам таким же ультиматумом, с каким обращался и к туркам…
Как и следовало ожидать, черезчур натянутые дипломатией струны рано или поздно должны были лопнуть, и лопнуть со взрывом. И вот, ровно через неделю по соединении союзных флотов, 8 (20) октября 1827 года, словно тысячами громовых ударов на целые четыре часа Наваринская бухта превратилась в ад…
Глава III
Наваринский разгром
Начальник русской эскадры, граф Л.П. Гейден, в донесении своем о Наваринском бое описывает знаменитое сражение 8/20 октября 1827 года следующим образом:
«При первом свидании с вице-адмиралом Кодрингтоном, я с удивлением узнал, каким вероломным образом Ибрагим-паша, за несколько дней пред тем, нарушил данное им обязательство [29] наблюдать перемирие до получения от своего правительства предписаний, – обязательство, в уважение коего союзные адмиралы не только сняли блокаду Наварина, но и обещали препятствовать покушению греческого флота сделать замышляемую высадку на берегах Албании.
Таковый поступок египетского генерала и меры, кои с самого обнародования Лондонского договора принимал он для обращения Мореи в настоящую пустыню, принудили нас соединить пред Наварином наши силы и послать к Ибрагиму новое и сильное отношение [30] .
29
29 Для разъяснения обстоятельств, на которые ссылается начальник русской эскадры, приводим из «Memoir of the life of admiral Sir E. Codrington» следующие любопытные сведения. Вo время конференции, происходившей в Наварине 25 сентября 1827 года между Кодрингтоном, де Риньи и Ибрагимом, адмиралы, после обычных восточных приветствий, объяснили паше, что по трактату, подписанному Англией, Францией и Россией, становится настоятельно необходимым прекратить всякий подвоз подкреплений в людях, лошадях и т. д., назначенных для действий против Греции и подходящих из Турции или Африки; вместе с тем, чтобы показать прямодушие, на котором адмиралы желали бы установить свои отношения с нашею, они прочли ему in extenso (полностью. – Ред.) те части своих инструкций, которые относились до предмета конференции. Ибрагим отвечал: адмиралам должно быть известно, что он солдат как они, и что повиноваться получаемым приказаниям его неуклонный долг; что ему предписано атаковать Гидру и что он должен исполнить это повеление; что его роль – действовать, а не вести переговоры, и потому он предлагает адмиралам обратиться к великому визирю для дипломатических сношений по настоящему делу. Адмиралы отозвались, что им известно, каковы должны быть чувства храброго человека в подобных обстоятельствах и что они рады возможности поздравить его с тем, что пред ним стоит сила, которой невозможно сопротивляться. Они напомнили ему, что если он двинется в море – они должны будут привести данные им инструкции в исполнение, если же он будет противиться силою, то последует полное истребление его флота. Паша наконец согласился приостановить, на свой страх, все операции морских и сухопутных сил египетской экспедиции, до тех пор пока не получит ответных депеш из Константинополя и Александрии на запросы, которые он немедленно же туда отправит; до тех же пор экспедиция будет стоять у Наварина. Он в то же время просил дозволения отправить два пакетбота: один в Александрию, другой в Превизу, на что адмиралы тотчас согласились. Сын сэра Э. Кодрингтона, служивший под командою отца мичманом, Гарри Кодрингтон, рассказывая в письме к своей сестре Джани, от 25 сентября, о той же конференции адмиралов с Ибрагим-пашою, на которой и он находился в свите отца, прибавляет (С. 16): «Насилу, наконец, удалось уломать Ибрагима, он не раз подтрунивал и выразился напоследок так: «Nous n’avons d’autres marchandises `a bord de nos vaisseaux que les balles et la poudre `a canon» (фр. «Из товаров на борту наших кораблей имеются только ядра и порох». – Ред.), на что де Риньи с некоторою живостью отвечал: «Et nous les avons aussi (фр. «У нас тоже». – Ред.): пожалуй, можем некоторыми поменяться, да еще дать вам добрую придачу!»
30
Приводим из «Memoir of the life of admiral Sir E. Codrington» текст ультиматума, посланного адмиралами турецкому главнокомандующему.
«Его светлости Ибрагиму-паше.
Ваша светлость, доходящие до нас со всех сторон самые точные сведения извещают нас, что многочисленные отряды вашей армии рассеяны по всей западной Морее, что они повсюду опустошают, разрушают, жгут, вырывают с корнем деревья, истребляют виноградники и все растительные произведения земли, словом – спешат обратить этот край в настоящую пустыню.
К тому же мы узнаем, что приготовляется экспедиция против округов Маина, и что войска уже двигаются по этому направлению.
Все эти акты чрезмерного насилия происходят так сказать пред нашими глазами, в нарушение перемирия, которое ваша светлость честным словом обязалась свято соблюдать до возвращения своих гонцов и благодаря лишь которому и было допущено, 26 минувшего сентября, возвращение вашего флота в Наварин.
Нижеподписавшиеся находятся в тяжкой необходимости объявить вам ныне, что такой образ действий с вашей стороны, столь странное нарушение ваших обязательств, поставляют вас, милостивый государь, вне международного права и существующих между их дворами и Оттоманскою Портою договоров.
Более того, нижеподписавшиеся считают совершаемые в настоящую минуту по вашему приказанию опустошения прямо противными пользам вашего государя, который может лишиться из-за них существенных выгод, предоставляемых ему Лондонским трактатом в Греции.
Нижеподписавшиеся требуют от вашей светлости категорического и скорого ответа на настоящую нотификацию, предоставляя вам обдумать немедленные последствия отказа или проволочки.
Вице-адмирал Эдвард Кодрингтон.
Контр-адмирал граф фон Гейден.
Контр-адмирал де Риньи».
Чиновники паши объявили нашему парламентеру, что Ибрагим в отсутствии, что им неизвестно, где он находится и когда возвратится, и что они не могут принять на себя доставления к нему письма союзных адмиралов.
Такой странный и дерзкий ответ доказал еще более, что средства убеждения и даже угрозы будут отныне бесполезны, и что без сильной и скорой меры Лондонский договор не только не исполнит желаний человечества и благих намерений держав, оный заключивших, но сделает еще лютее и губительнее борьбу, которую хотели остановить.