— Черт…

Мир вдруг подскочил и прошелся по номеру туда-обратно.

— Давно оно проявилось?

— Линии — сегодня, — терпеливо отозвалась я. — Краснота еще два дня назад.

— Ну да, все верно, им три исполнилось… — пробормотал Мирослав себе под нос. — Так. Я сейчас позвоню нашему врачу и…

— Врачу?! — кратковременный дзен под лозунгом “пусть истерика будет лучше у него, чем у меня” меня покинул и я тоже подскочила со стула и ухватила Мира за рукав, разворачивая к себе. — Ты же сказал, это не болезнь!

Он стоял передо мной, по-прежнему полуголый моими стараниями, хмурый, ошарашенный, растерянный. И серьезный. Не то, чтобы мы были близко знакомы, но я не представляла, что он может выглядеть настолько серьезным.

— Это не болезнь, Лена, — повторил Мирослав. — Потому что они не люди. Потому что я — не человек.

А потом…

А потом у меня приключилась галлюцинация.

Потому что черные линии на загорелой коже вдруг засветились мягким голубоватым светом. Как новогодние гирлянды на деревьях главного проспекта. Мир поднял руку, ласкающим движением “коснулся” воздуха и тот, повинуясь его пальцам закрутился в маленький смерч, уместившийся на мужской ладони. Кулак сжался, и смерч лопнул, взметнув мои волосы, а татуировки медленно погасли, оставив след свечения на сетчатке.

— У детей началась инициация. Это не страшно, все через это проходят, но я знаю только теорию в общих чертах, поэтому сейчас позвоню нашему врачу и уточню детали. А потом мы поедем к тебе.

Один-один, — подумал мой мозг и отключил всю мыслительную деятельность. Вообще всю.

В голове было звонко, просторно, там парили планеты и вращались галактики.

Я смотрела, как Мирослав берется за телефон, набирает номер, слушала, как он о чем-то говорит. Но не видела и не слышала.

“Я не буду думать об этом сегодня. Я подумаю об этом завтра”.

Спасибо тебе, великая Скарлетт О’Хара!

Я, гори оно все синим пламенем, подумаю об этом завтра…

— Лена, ты в порядке? — Мирослав легонько тряхнул меня за плечи и заглянул в глаза.

Я заторможено кивнула, продолжая пялиться на галлюциногенную татуировку. Мир опомнился, запахнул полы рубашки, торопливо застегнул пуговицы, а потом еще и свитер для верности натянул — на этот раз простой черный, без оленей. Подхватил пальто.

— Идем. Я все узнал. Мне нужно осмотреть их, а завтра привезут настойку. Не пугайся, это не лекарство. Это специальное зелье на травяной основе, оно маскирует энергетические каналы. Его все пьют до совершеннолетия. А некоторые и после, если не хотят, чтобы люди видели… правда, прежде, чем ее давать, надо будет дождаться завершения инициации, но это дело трех-четырех дней, не больше…

Я опомнилась только когда оказалась в коридоре, а Мир захлопнул дверь и электронный замок мигнул красным.

— Стоять, — гаркнула я, уперев руки в бока. — Сначала, Мирослав Радомилович, ты мне поклянешься, что будешь вести себя тише воды, ниже травы, и никаких мне там “Люк, я твой отец!”, понятно?!

— Лена…

О, в этом коротком слове были все укоризненные интонации всего мира, всех времен и народов. Это было и “да за кого ты меня принимаешь”, и “что я по-твоему дурак?”, и “о женщина — волос длинный, ум короткий”, и много еще чего, что меня совершенно не волновало. Меня сейчас волновало только одно — дети. А со всем остальным я как-нибудь разберусь по ходу дела.

Так что я продолжала перегораживать ему путь и смотреть волком.

— Я буду паинькой, — раздраженно бросил Мир, и стало ясно, что если я попытаюсь прямо сейчас выбить из него еще какие-то обещания, он просто пройдет сквозь меня.

Возможно, даже не фигурально. Кто его знает, на что он способен…

Внутри неприятно похолодело, но я кивнула, повернулась и двинулась по коридору к выходу.

Мне правда было страшно. И утешало только одно — вряд ли бы что-то подобное я вычитала бы в интернете…

Я была благодарна Мирославу за то, что выйдя из гостиницы он направился к своей машине, а не к моей. Я подождала, пока “бэха” пристроится в хвост и вырулила с парковки. Так у меня было время хотя бы капельку прийти в себя. А еще сосредоточиться на дороге.

Полагаю, Миру нужно было то же самое — задать друг другу миллиард вопросов мы еще успеем.

— С детьми сидит соседка, — предупредила я, когда мы оказались возле нашего подъезда. — поднимешься через пять минут, когда она уйдет. Семнадцатая квартира.

Мир скривился, но не прокомментировал и на том спасибо.

Прости, милый, но моя спокойная жизнь — то, что от нее осталось — мне дороже твоих оскорбленных чувств.

…Я никогда в жизни еще не чувствовала себя настолько беззащитной. Бессильной. Беспомощной. Наблюдая за тем, как Мир осматривает детей, я чувствовала себя посаженной на цепь волчицей, вынужденной наблюдать как разоряют ее логово, как чужие, бесцеремонные руки хватают волчат, чтобы… что? Я не знала. Но старательно давила в себе желание вытолкать мужчину за дверь, бегом собрать вещи, уехать в “Тишину” и забаррикадироваться там на веки вечные.